Оставив промысел, Артур из воды не вылез, а призвал к себе собаку и плавал с нею наперегонки. Николай успел коня расседлать, оживив огонь, поставить на печь казанок для раков, накрыть нехитрый обед себе и внуку: уха, вареная рыба с картошкой, яйца да зелень; собаке – хлебово. Тут и они прибыли: Артур и Волчок.
Внуку исполнилось шестнадцать лет. Он выдался рослым и крепким, волосы носил длинные, до самых плеч – черной волной. После купанья они были мокры и спутанны. Он тряс головою, брызги летели в стороны, словно с Волчка, который рядом отряхивал серую короткую шерсть.
Всегда Николай пас скотину с собакой, приучая к делу с первого года. Волчок – не чистая в породе, но овчарка – пастушил третий год.
– Кто приезжал? – спросил Артур.
– Участковый.
– Мент? – переспросил Артур, настораживаясь.
– Наш, Листухин. Упредил. Скотину воруют. Кавказские вроде, чечены. В Борисах, в Исаковом увели, – передал он услышанное. – Надо беречься. К нам же подъезжали усатые. Может, приглядались.
Народ кавказский в здешних местах появился в последние годы, селясь на пустых хуторах. Водили скотину, колхозных порядков не признавая.
– Приглядятся, – продолжил свою мысль Николай. – Где пасем, где ночуем. Тут и днем, коли рот разинешь, могут шайку от гурта отбить, в лес ее – и ищи-свищи. А ночью тем более. С хуторов угоняют, с ферм, а тут – воля… – повел он рукой, словно отворяя немереный простор: прибрежные луга, колки, лес, уходящий к чужим хуторам.
– Я им пригляжусь! – вскинулся от еды Артур. – Я их на станции изучил… Наглые рожи… Ружье нынче с хутора привезу.
– Есть ружье, – сказал Николай.
– Где? Покажи! – вскочил из-за стола Артур.
– В шалаше висит.
Артур кинулся к шалашу и вернулся с ружьем, переламывая на ходу стволы, щелкая курком.
– Нормальный ход, – одобрил он. – Патроны чем заряженные? Надо волчиной дробью да жаканом. У них шкуры толстые. Я им кое-что еще придумаю. Кое-какие подарочки, – пообещал Артур, откладывая двустволку и возвращаясь к еде.
– Ты не балуй с ружьем, – предупредил Николай. – Это на крайний случай. И чего случись, не по людям стрелять, а лишь пугнуть.
– Пугну, пугну. Я их пугну, – пообещал Артур, и в голосе его прозвучала такая холодная злость, что Волчок поднял голову от миски с едой.
Опустили в кипящую воду раков. Острый укропный дух поплыл над становьем.
Артур хорошо ел: вареные яйца, рыбу, помидоры, картошку. Лишь молодые зубы посверкивали. Николай же страдал желудком, язвою, и не всякая еда была ему впору, да и годы уже к еде не манили. Клюнешь того-сего – и шабаш. Тянет к куреву, которое, по-умному, бросить давно пора. Да все не получается.
Внук тоже курил. Но вначале он раков съел, деля добычу с Волчком, который с хрустом грыз и глотал.
Раков прикончили. Волчок улегся в тени. Артур задымил сигаретою. Николай не ругал его: какой прок? Сам в его возрасте баловал.
– Пасутся хорошо, – докладывал деду Артур. – Не бзыкают. Ложиться я им не давал. Пускай кормятся, наедают мяса. Звездарь ногу еще волочит, но помене. Шварцнегер Жеваного гонял. Алка Пугачиха все куда-то стремится. Ревет и целится убежать.
Все быки, которых пасли Николай с Артуром четвертый месяц уже, не враз, но заимели клички. Звездарь, Гусар – нарекал Николай по характеру ли, по виду. Артур лепил имена посерьезней: могучего быка звал Шварцнегером, горластого – Алкой Пугачевой, были у него и Марадона – приземистый черный бычок, и неразлучные Горбач да Ельцин, Рэмбо, Менторез…
