Голос Клавы прервался. С минуту она вытирала глаза платочком:
– Простите, Арсений Петрович… Разве можно такое вспомнить без слез…
Пять дней разговоров по сотовой связи заменили нам долгие сроки ухаживаний. Точно в назначенный час, тридцатого июня, кортеж украшенных иномарок выстроился перед нашими окнами. В них было все: шикарное платье невесты, мои первые бриллианты, подарки Венере и детям, изобилие холодных блюд и хороших вин для дворового застолья, и даже парихмахер из Сочи. Фотографа местного разлива Владимир нанял по телефону, через загс, этот парень снимал каждый наш шаг. Вот, отдельный альбом, есть еще видео… Я… не могу смотреть… В тот же день мы расписались, а ночью сели в самолет и улетели в Италию… Две недели свадебного путешествия – Венеция, Рим, Париж… Больше Володя не смог себе позволить…
Адвокат с интересом просматривал страницы:
– Вас умыкнули, словно Ассоль, решительно и романтично. В начале третьего тысячелетия, белый «Кадиллак» с успехом заменяет алые паруса.
– Но наша любовь никогда не была заменителем.
– Значит, на сей раз, Кнедыш не успел?
– Не успел. Или уже тогда задумал нанести удар позже. Полгода я тайком истерила, ждала появления толстого конверта. У меня появилась привычка при каждом приходе мужа смотреть ему на руки в ожидании пощечины. Не знаю, каким образом выслеживали меня раньше, но в те дни мне упорно казалось, что враг ходит рядом, что я постоянно чувствую на затылке его сверлящий недоброжелательный взгляд.
Но снимки так и не появились, и я постепенно успокоилась. Растворилась в любви к мужу и детям, полугодовалой Настеньке и двухлетнему Стасу. Первая жена Володи, Ванда Полянская, едва окрепнув от родов, сбежала в Америку с модным кутюрье Антуаном Лежье. Может быть, вы слышали эту историю?
– Что-то припоминаю. Газеты писали, и фотографию видел, чрезвычайно эффектная блондиночка. Вроде, она вышла замуж за Белозерского в конце девяностых, после победы на конкурсе «Мисс Мира» в Голливуде. Из-за бугра обвиняла мужа в жестоком обращении и требовала пожизненного содержания.
– Вот-вот, своего пожизненного содержания. Но ни разу, хотя бы ради имиджа страдающей матери, не потребовала передачи детей.
Постепенно, я освоилась в огромном пространстве усадьбы, среди хороших, доброжелательных людей. Одна Магдалина Никитишна чего стоила! Постоянно ходила за мной, выспрашивала хозяйских указаний по всем вопросам, которые раньше прекрасно решала сама! Сначала, ее поведение удивляло и настораживало, но позже я поняла: милейшая домоправительница помогает мне освоиться в новой роли, воспитывает хозяйственную жену для Владимира Павловича! А домашних приучает во всем прислушиваться к моему мнению. Представляете?
Работников прессы и московскую элиту характеризовать прилагательным «доброжелательный» язык не повернется. Владимир Павлович пустил в ход свое влияние и деньги. В результате, меня встретили хорошо. Вскоре, в журналах и газетах появились статьи о скромной провинциальной Золушке, покорившей удачливого бизнесмена с первого взгляда. Меня научили выгодно лгать, и я лгала, давая короткие интервью о своем детстве и юности.
– У вас сохранились статьи?
– Конечно! Не здесь, в Сахарово, я вам передам, если надо. Я храню газеты не из тщеславия, а боясь попасться на противоречии – перед каждым новым интервью читаю предыдущие. Володя часто подтрунивал над моими страхами. Уверял: наши люди прекрасно знают, что все им врут. Еще раз обнаруженная ложь их уже не огорчает, а радует, заставляет верить в собственную проницательность. А газеты покупают ради развлечения, но уж никак не ради поисков истины.
