– Во, дает, – хмыкнул Змей, – Кина, наверное, насмотрелся. Тебе, Водолаз, только, политруком быть!
– Вадик прав! – отозвался из полумрака Шмель, – Я тоже не раздумывая согласился. Мы – не трусы, трусы – не мы!
– Столица, а ты, что думаешь? – вспомнил кто-то про Артема.
Тот не отозвался.
– Ты дрыхнешь, что ли, Москвич? – толкнул его сосед сверху, – Скажи, что-нибудь, ты же из нас самый умный, два года в институте учился!
– Какой он на фиг, умный, – ухмыльнулся снова Змей, – Если из-за девки образовываться бросил и в армию поперся!
– А мне нечего думать, – глухо отозвался парень, – На это командиры есть. Скажут воевать, значит, буду воевать!
Ванька вздрогнул от слов товарища. У него, теперь, была Лиза, через несколько месяцев он должен стать отцом. Умирать или сделаться инвалидом в самом начале жизни, парень не хотел. Однако, его сослуживец был прав, трусом он никогда не был. Иван громко вздохнул.
– Тоже не по себе, Вано?
– Мясо от костей отходит…, – уклонился он от ответа и перевернулся на другой бок
– Спасибо нашему командиру, благодаря ему, мы все – трупы!
Пианист с содроганием вслушивался в голоса товарищей, но встрять в разговор не решался. Когда ребята, наконец, стихли, и с разных сторон послышался разнокалиберный храп, он потянулся к Ваньке, тот еще ворочался.
– Спасибо тебе, Иван, – благодарно прошептал он, – Я уж думал все… и симфонию не допишу, все звуки исчезли.
– О, Боже, – простонал Ванька, увидев его лохматую руку. Он в этот момент наслаждался воспоминаниями о Лизе, – Ты на самом деле такой или придуриваешься? – свистящим шепотом, набросился он на Пианиста.
– Просто, ты – человек, а они – звери! – блеснул тот влажными глазами в темноту.
– Вот, только, мокроты этой не надо… Ты ж не девчонка, в самом деле! – раздраженно прошипел снова Ванька. – Я, вообще-то, сам был готов тебя придушить, – честно признался он, – Заладил, как попугай: «Третий, третий…».
Наташка, как всегда, пришла неожиданно. Когда Ольга открыла дверь, то не узнала свою подругу. Бледная, с влажными впалыми глазами, она неподвижно стояла, уставившись в дверной проем.
– Что случилось? – дрогнувшим голосом спросила Оля.
Подруга попыталась ответить, но ее обескровленные губы свела судорога. Она с трудом выдавила из себя по слогам:
– Мак-сим…, – обильные слезы потекли по состарившемуся лицу женщины на воротник атласной блузки.
Оле показалось, что Наташа сейчас упадет и босиком выскочила на площадку. Она подхватила вялое тело подруги.
– Пойдем, – тихо, словно боясь разбудить притаившееся в ней горе, сказала Оля.
Наташка покорно вошла в квартиру и опустилась на знакомый диван. Два месяца назад она беззаботно хохотала, сидя на нем.
Оля что-то накапала в рюмку. Наташка все также, послушно, выпила.
– Он в реанимации… Третьи сутки…, – слабым голосом сообщила подруга, и размытым взглядом посмотрела на Олю.
– Что с ним? – прижала ее та к своей груди.
– Я, я…, – заикаясь, начала объяснять Наташа, – Не запомнила точно… Лимфо… гра…., – женщина запнулась и зарыдала, – В общем, что-то с кровью.… У него всюду кровотечения. Снаружи, внутри… даже из-под кожи…
– О, Боже…, – содрогнулась Ольга.
– Я все в своей жизни делала неправильно…, – дрожащими пальцами зачем-то начала ощупывать свое лицо Наташка, – Это наказание за мои грехи… Кара.… Понимаешь? – снова отчаянно заплакала она, и, вдруг, начала хлестать со всей силы, карябать кожу на щеках запущенным маникюром, – Это я.…, я во всем виновата!
