В пятнадцать Матвей сам набил себе огромную татуху на руке. Ее обнаружила бабушка, ворвавшись однажды без стука в комнату внука. В тот раз бабуля заодно узнала, что Матвей вовсю срисовывает девушек с порнографического журнала. От пережитого потрясения бабушка чуть к праотцам не отправилась раньше времени. А потом она еще год пыталась при случае умыть внучка святой водой.
В шестнадцать Матвея привели домой полицейские. Оказалось, он нарисовал граффити на стене дома какой-то шишки. Родители «попали» на десятки тысяч. Полицейские, кстати, показали нам фото Матвеевых художеств. Я еще тогда подумал: а ничего так, красиво получилось.
Оканчивая школу, брат никак не мог выбрать профессию и просил дать ему год для того, чтобы определиться. Отец же уперся рогом: нет, нет и нет! Он испугался, что за двенадцать месяцев Матвей спутается с плохой компанией, подсядет на наркотики и обрюхатит какую-нибудь молоденькую уборщицу, только-только приехавшую из Узбекистана. И даже то, что брат плохо сдал ЕГЭ, папашу не остановило. Поистерив пару дней, он тут же раскошелился на платное обучение.
Черт! Вот зачем он это сделал? Сейчас, благодаря открывшимся фактам, мне отчетливо видно, что брату нужно было совсем другое. Вот только прошлое уже не переписать.
А я ведь тоже хорош! В нужный момент я не отстоял брата, согласился с отцом в том, что Матвей просто ленивый и легко попадает под чужое влияние. А мог бы разобраться нормально во всем, поговорить с Матвеем по душам…
— О чем задумался? — спросила мама, когда я тяжело вздохнул.
Я потер лицо ладонью, отгоняя чувство вины.
— Ты права, Матвею не стоит ничего говорить. Тебе лучше побеседовать с этой девушкой. Как ее? Лия?
— Мия, Платон. Ее зовут Мия. — Мамины глаза вспыхнули неприкрытой злостью. — Но говорить с ней нельзя ни в коем случае.
— Почему?
— Ты хочешь, чтобы, узнав правду о Матвее, она стала шантажировать нашу семью?
— С чего ты взяла, что она будет это делать?
Мама сухо, скрипуче рассмеялась.
— Какой же ты еще наивный, Платон! Совершенно не знаешь жизни. Я наводила справки об этой девушке. Она бедна как церковная мышь, потому и вцепилась в твоего брата своими загребущими клешнями. Наверное, спит и видит, как залетит от этого олуха и вольется в состоятельную семью. Нищеброды никогда не отличаются моральными принципами.
— Не думаю, что Матвей распространяется о своем происхождении, — скептически усмехнулся я. — Да и денег у него не так много, чтобы внушить какой-то дурочке надежды на безбедное существование.
— С деньгами у него все отлично, — кисло отозвалась мать. — Я регулярно перевожу ему на расходы.
— Серьезно? — Новость меня не обрадовала. — А папа в курсе?
Уголок маминых губ чуть дернулся.
— А сам-то как думаешь?
Я мотнул головой и нахмурился. Конечно, папа ничего не знает, иначе бы точно словил инфаркт. Он ведь ждет, что Матвей, вот-вот вернется под его крыло с покаянной головой. Специально заблокировал все его счета.
Хотя мать понять можно. Я и сам как-то, дозвонившись до брата, предлагал ему денег.
— Что же нам делать? — спросил я, чувствуя совершенное замешательство.
— Ты можешь все уладить, — ответила мать, сверля меня пристальным взглядом. — Именно ты.
— И как же? Не понимаю.
— Езжай в Сочи и заставь эту вертихвостку забыть о твоем брате.
— Каким образом? — Я снова чуть отшатнулся от матери. — Мне что, нужно запугать несчастную девчонку? Этого ты от меня хочешь?
