–Лера смогла победить ненависть к этому человеку но не к самой себе, боль разъела ее душу, но она нашла в себе силы на прощение. Несмотря на это, я думаю, что она бы одобрила мой поступок. Или хотя бы простила меня за все, что я сделал, как простила его. Заметь, я его не убил, он отсидит 8 (я надеюсь) лет, о том, чтобы в УДО отказали, я тоже попытался позаботиться. Выйдет, жена дождется, детей вырастит, ничего, захочет, справится. Не факт, конечно, что он здоровье не потеряет, но, зато, жизнь сохранит. Знаешь, он сам виноват, что довел меня до подобного, нужно было головой думать с кем и как ты себя ведешь. Ты хочешь прочитать дневник Леры?
–Хотела бы, но я не знаю, будет ли это корректно по отношению к вашей дочери?
–Там нет ничего такого, что нужно было скрывать от отца, а значит и от других людей, очень личная, но очень аккуратно рассказанная история. Прочитав, я надеюсь, ты еще лучше поймешь меня.
–Алексей Владимирович, я не пытаюсь судить, но не считаете ли вы все-таки, что…
–Что сам виноват? В этой ситуации виноват каждый и не виноват никто. В дневнике дочери я прочитал важные слова, которые все расставили по местам. Она права, я бросил ее и мало что успел дать. Немногочисленные материальные ценности не в счет. Я попытался понять, как она чувствовала себя всю свою жизнь и никогда, вообще никогда ни слова не говорила. Бедная моя, маленькая девочка. В этом мире не было более одинокого ребенка. Я понял, откуда эта нескончаемая хандра. А ведь тоже осуждал за то, что дома сидит, не выходит никуда, ни с кем не знакомится. Сломана в самом начале, в детстве. Всю жизнь безуспешно пыталась себя починить. Мы не могли помочь, все видели, но не понимали, как правильно поступить. Она пыталась, но я отмахивался. Я ошибся, при этом, попытался все исправить. Ошибся не в том, что ушел от Татьяны, в том, что забыл про Леру. Много раз задавал себе вопрос, могла ли она стать другой, счастливой, не оставь я ее? Я поступил подобным образом еще и для того, чтобы избавиться от мерзкого, разъедающего намека на вину.
Никто не имел права отбирать моего ребенка. Прямо или косвенно. Это говно показало, что сильнее меня. Молодой по сравнению со мной, 37-летний хер, походя, лишил меня дочери. Когда ее нашли, она лежала на кровати, маленькая, беззащитная. Накрыта одеялом. Я сразу вспомнил того ребенка, которого увидел при выписке из роддома. В этом платье на тонких лямках ее маленькое худое тело выглядело каким-то уж слишком детским. После смерти Лера выглядела так, как чувствовала себя всю жизнь. Сиротски, неуютно. Ты считаешь, я должен был смириться? Не для того мы детей воспитывали, чтобы у нас их отнимали случайные в их жизни люди. Я не верю, как некоторые, что Лера видит то, что сейчас происходит в мире «живых». Я думаю, что если человек умирает, не остается бессмертной души. Смерть-это полное, безоговорочное окончание истории конкретного человека, второго такого уже не будет. А если бы и был, то я хотел, чтобы моя дочка была счастлива, она это заслужила, за все те страдания, которые пережила. Никакого осуждения, только сочувствие. Всю ее жизнь, ей очень сильно не хватало любви, мой поступок—доказательство того, что я любил своего ребенка. Может, это не то, что было нужен, но это все, на что я способен. Хотелось бы, конечно, быть более внимательным при жизни, но, лучше поздно, чем никогда. Моя дочь была достойна любви и заботы.
