Рассматривая отражение, внезапно поймала себя на догадке, что Кирилл элементарно развёл её, согласившись на предположение, что он не мастак по девочкам. Бросив на него короткий взгляд, поняла:
«Так и есть! Вот чёрт! Попадалово!»
— Ты ещё долго будешь возиться?! — спросил Корсаков нетерпеливо-раздраженно. Ему до жути надоело ждать прихорашивающуюся партнёршу по случайному сексу. — Можешь не стараться — в свете софитов мало кто рассмотрит твой испорченный боевой раскрас.
Пошарив в карманах, достал смятую пятитысячную купюру и небрежно сунув девушке за пояс брюк, на манер благодарности танцовщиц на шесте, добавил:
— Ты этого не стоишь, но у меня настроение хорошее. Думаю, найдёшь с кем ещё подзаработать, посетишь пару раз это местечко. Можешь не стараться смывать всё, твоя подпорченная морда будет им не видна. Разве что…
Люба подскочив, хлестнула по щеке наглеца.
— Сволочь ты, Гриш! Какая же ты сволочь! — с чувством произнесла она.
Корсаков усмехнулся.
— А что ты хотела, золотко? Таким, как ты, грош цена. Нормальные девушки с первым встречным на перепих не таскаются. Кир, не хочешь попробовать, а то любвеобильная девица сомневается в оценке? — он кивнул на закаменевшую, с пунцовыми пятнами стыда, Любу.
Лицо Кирилла непроницаемо. Ни один мускул не дрогнул, не выдав отношения к происходящему.
Опомнившись, девушка вновь шагнула к ухмылявшемуся Корсакову, намереваясь ещё надавать пощёчин.
— Ах ты…
Кирилл, ни слова не говоря, сделал резкий выпад и заехал хаму кулаком в челюсть. Гриша, взмахнув в воздухе несколько раз руками, рухнул между раковин, звонко приложившись затылком о кафельный пол. Девушка, взглянула поочерёдно то на одного, то на другого и… завизжав, рванула на выход, моментально забыв про решение привести себя в порядок.
Корсаков завозился, пытаясь подняться, а Кирилл, озверев, опять накинулся на него. Бил правильно: чётко в корпус, словно отрабатывая удары на боксёрской груше. Григорий, понимая, что силы и комплекция явно не равны, заорал, прикрываясь руками:
— Елисеев! Да ты двинулся мозгами, что ли? Да эта баба — разменная монета — пятачок в кулачок в базарный день[13].
В туалет ворвались стоявшие до этого в коридоре парни. Двое, оценив ситуацию, повисли на Кирилле, но тот, даже с дополнительным грузом, умудрился ещё раз дотянуться до Корсакова. Из носа пострадавшего хлынула кровь.
— Придурок! — орал Гришка, отбрыкиваясь от нападавшего лёжа на спине. — Ты мне нос сломал! Я и подумать не мог, что эта девка тебе глянулась. Знал бы, не засаживал…
Кирилл пнул извивающегося на полу Дон Жуана.
— Мразь ты, Корсаков! Конченая мразь… Да она за тебя, урода, замуж выходит, а ты таскаешься с каждой подзаборной подстилкой. Не стоишь ты её… Не стоишь… — бормотал Кирилл, продолжая вырываться из цепких рук незнакомцев.
Грише, к этому времени удалось сесть на полу. Размазывая кровь по лицу, засмеялся.
— Так вот ты о ком?! А я и не понял… Думал, из-за этой лахудры взбеленился… А ты про мою невесту…
Кирилл опомнился.
Всё верно!
Отношения Леры и Корсакова его никак не касаются. Вот только тоска не давала жить, плотно связав по рукам и ногам, туго перетянув грудь, заставляя дышать коротко и неглубоко.
Григорий сообразив, что Кирилл сник, попытался подняться, ухватившись за раковину, подтянулся, но рука соскользнула с влажного фаянса, и незадачливый ловелас рухнул кулём на пол. Один из парней помог встать на ноги. Шумно умывшись, высморкался, прополоскал рот и занялся проверкой травм. Пошевелил челюстью, проверяя кости — цело. Облизнулся, обследовав нос, губы и зубы — губа разбита, на затылке — огромная шишка. От резанувшей боли поморщился.
