— Па, если полиция не будет искать маму, я сам буду искать, — потупясь, предупредил Марик.
— Выбрось из головы, сейчас же! — резко встал Анатолий, твёрдый тон сына его насторожил. — Бог с ней, с полицией, я дядю Севу попрошу. Он частного сыщика наймёт.
— Правда?
Доверчивый взгляд карих глаз смутил Рубинова, он похлопал ребёнка по плечу и сказал как можно беспечнее:
— Найдём твою Дашу, не переживай. А сейчас зубы чистить и в постель! А то завтра школу проспишь.
Анатолий брёл по галерее, постукивал костяшками пальцев по перлам, выбивая строгий ритм: та-да-там-там-там, та-да-там-там-там, та-да-там-там-там... Внизу над входом горела дежурная лампочка. Неяркое освещение делало дом загадочным: в углах и закутках прятались чёрные тени, потолок — перекрытие между вторым и третьим этажом — украшали причудливые контрастные разводы, застывшие, но готовые к движению. Что за мысли лезут в голову? Остановившись, Рубинов облокотился на отполированную дубовую поверхность ограждения и огляделся. Он любил свой дом. Любил бывать здесь, приглашать гостей. Обожал водить «экскурсии», демонстрируя новым или очень старым, не бывавшим здесь, знакомым, как они с Викой всё классно устроили. Удобно, приятно и без лишних прибамбасов. Та-да-там-там-там — продолжало стучать в голове. Почему гадко на сердце? Всё ведь хорошо. Неужели исчезновение Дарьи так действует? Скорее, не исчезновение, а неопределенность. Анатолий не терпел неопределённость. Как бывший учёный он любил выстроить логическую цепь и объяснить любое непонятное явление. Как успешный бизнесмен предпочитал ясность без недомолвок и намёков. Нужно было всё расположить по пунктам: а, б, в, г…
Допустим, девчонка решила покинуть дом Рубиновых — надоело, подвернулось что-то перспективное, скопила деньжат и захотела отдохнуть по полной, да что угодно! Допустим, боялась признаться, чтобы её не удерживали. Собралась в тихую, свинтила. Но зачем прятаться? Почему не перезвонить и не сообщить, что всё в порядке? Отключать телефон в такой ситуации — полнейшее свинство! Могла она хотя бы смс кинуть: мол, всё нормально со мной. Впрочем, сообщение бы его не успокоило, мало ли кто его послал. Губы Анатолия скривились в усмешке. Да он волнуется за эту девчонку! Точно. Банально волнуется. Привык за двенадцать лет к её ненавязчивому присутствию в доме. Эдакое приложение к сынишке — рядом, если нужна, в сторонке, если нет. Никогда не мешала и всегда была готова подстраховать.
Первое время Анатолий относился к Дарье предвзято. Разве может вызывать симпатию женщина, бросившая новорожденного ребёнка? В сказки о безвыходных положениях и непреодолимых обстоятельствах он не верил. Понятно, что девчонка молоденькая, вчерашняя школьница, оступилась, с кем не бывает. Но ведь есть родители, родственники, неужели нельзя было как-то всем кланом поднять малыша? Хотя бы до ясельного возраста. А там и на работу устраиваться.
Брал он в дом Захарову на полгода, не больше. Задачу ей поставил такую: кормить Марика грудью и постепенно вводить прикорм. Надеялся, что у Вики проклюнутся материнские чувства за это время. Тщетно. Скорее, Дарья была способна дарить ребёнку заботу и нежность, чем настоящая мать. Просматривая записи с камеры наблюдения, установленной в детской, Рубинов умилялся, любуясь, как бережно и трепетно няня обращается с его сыном. А ведь она не могла знать о том, что за ней подсматривают. Сначала оставил её ещё на полгода, потом до того, как Марику исполнится три, а потом и думать забыл о том, что Дарья — чужой человек. Зря, выходит, забыл. Как там, в пословице про волка? Сколько не корми… Шумно хмыкнув, Анатолий пошёл в спальню.
