Сейчас, глядя, как он поднимается по лестнице, я почему-то вспомнила этот прошлогодний эпизод и почувствовала то же, что и тогда. Знакомое теплое уютное чувство разлилось у меня в груди, и, конечно, оно не имело ничего общего с любовью.
На улице уже зажигаются фонари, когда я закрываю за собой дверь кабинета. Другой рукой прижимаю стопку контрольных тетрадей, которая вдруг кренится.
Не успев её поймать, я наблюдаю, как тетради, словно причудливые птицы, планируют на пол. Вздыхаю. Усталость после длинного рабочего дня дает о себе знать.
Наклоняюсь, чтобы собрать их, но тут слышу позади себя тихие шаги.
Поднимаю глаза.
– Я помогу вам, Мария Викторовна.
Артем опускается рядом со мной и начинает собирать тетради, а я улыбаюсь.
– Что ты делаешь в школе так поздно? Разве ты не должен быть уже дома?
Он на мгновение поднимает на меня взгляд лишь на мгновение, продолжая помогать собирать тетради. Мы сидим на корточках посреди коридора в полумраке, совсем близко друг от друга, и меня внезапно охватывает неловкость. Я делаю попытку подняться на ноги, чтобы увеличить расстояние между нами, но его теплая большая ладонь ложиться на моё запястье.
– Вы же знаете, что это я, правда?
Я не готова. Не хочу обсуждать с ним его чувства. Совершенно теряюсь, поправляю очки и смотрю на его макушку. Голову он не поднимает.
Чтобы хоть что-то сделать я тянусь другой рукой к последней тетради, которая отлетела дальше остальных, и он делает то же самое. На полпути наши пальцы сталкиваются, и я резко отдергиваю руку.
Этот жест заставляет его слегка улыбнуться, и он медленно поднимает на меня взгляд.
Глаза у Артема темные, глубокие, в окружении коротких черных ресниц. На щеках пылает румянец, такой яркий, что его видно даже в полутемном коридоре. Губы чуть подрагивают от волнения, но взгляд остается твердым. В нем читается облегчение человека, который несколько лет хранил тайну, и, наконец, раскрыл её.
У меня на мгновение перехватывает дыхание, и я забываю, что его рука все ещё почти неощутимо нежно держит мою. Когда до меня это доходит, я отдергиваю и вторую руку. Движение получается паническое.
Я быстро поднимаюсь на ноги, и он тоже встает с неровной стопкой тетрадей в руках.
– Артем… – теперь, когда он встал рядом, я внезапно замечаю, что он на голову выше меня, даже учитывая, что я на каблуках. – Я не стану делать вид, что не понимаю, о чем ты говоришь.
Я говорю совершенно не то, что собиралась. Артем кивает и отвечает совсем не то, что я ожидаю:
– Я помогу вам занести тетради в класс.
Открываю кабинет, который только что закрыла и велю положить неровную стопку тетрадей на то же место, откуда я их и забрала, чтобы отнести домой и проверить. Наблюдаю, как Артем проводит пальцами по краям стопки, выравнивая её. У него красивые руки, они могли бы принадлежать пианисту. Ощущаю на себе его внимательный взгляд и поднимаю голову.
Он смотрит на меня, не отрываясь, словно на какое-то произведение искусства, поражающее в самое сердце. В его взгляде я читаю такую нежность и неприкрытое восхищение, что перехватывает дыхание. Я ловлю себя на мысли, что тоже не могу отвести взгляда, настолько меня захватывает волнение и странная слабость во всем теле. Он чуть наклоняется вперед, вряд ли понимая, что делает, и я мгновенно разрываю зрительный контакт. Резко вдыхаю прохладный воздух, отрезвляющий меня, и обхожу учительский стол так, чтобы он оказался между нами.
