Первая строка та же………….
«Уговоривший» крепкой браги кружку,
Мог возвратиться в мир литературы,
Чтоб написать о том, что никому не нужно.
(какая-то горькая получается самоирония!)
Попробуем по другому.
………..
Сивушных масел сразу выпив бочку,
Мог возвратиться в мир литературы,
Чтоб в творческой судьбе поставить точку.
А упомянув про «точку», сразу обнаруживаю в голове другую версию:
………
Для выпивки не выбрав тару,
Мог возвратиться в мир литературы,
Чтобы в судьбе не оставалась запятая.
Да я так графоманить могу до бесконечности. Моя любовь к писанию, к сочинению текстов безгранична.
Продолжу. Сколько ещё посуды осталось не использованной? Вот есть шкалик, стопка, рюмка, кувшин, ведро, ковш, кубок. Придумать стихи с каждой ёмкостью? Попробуйте сами…
Я же зачну ещё одну тему.
Лишь взбрендивший безумец, с дуру
Употребивший крепкой браги жбан,
Мог возвратиться в мир литературы,
Чтоб знать, как бесит с критиком вражда.
Но, кажется, уже достаточно иронии. Само разбираемое стихотворение, всё-таки, с таким трагическим уклоном, по сути, не предполагает и в разборе своём фарса и всяческих рассмеяний (о рассмейтесь, смехачи). Но так вот у меня сейчас выходит. Хотя в истории литературы уже был подобный разбор собственного стихотворения, в котором ощутима трагическая подоплека. Маяковский разбирал своё творение «Сергею Есенину» на предмет как делать стихи. Ни в коем случае не сравниваю себя с кем-то… (я неповторим, ха-ха) А вот уж точно: история повторяется сначала как трагедия (рассматриваем только стихотворение и описание темы), а потом как фарс
(это я так скромно про свой опус – и стихотворный и этот текст).
Итак, вот я перебрал много вариантов, но мне, все-таки, нравится первый. Его и оставляю.
Ремарка. Но почему я с некой долею цинизма пишу о прекращенье творческих исканий. Есть в сути искусства высший замысел и божий промысел, но как-то все не проявимо это в бытовых в реальных жизнесоставляющих раскладах. Смешны потуги авторов, решающихся на творчество отдать судьбы бесчисленные годы. Отношение к искусству как божественному проявлению, как некоему высшему предназначению человека уже воспринимается с долей иронии. Не оттого ли все эти забавы постмодернистов, откровенно смеющихся над апломбом избранничества тех или иных писателей. Что им неймется, что ожидают думающие всерьёз о нужности своих писаний в будущем? Неужто славы после смерти? Кому нужна она, бессмысленная слава, неподкрепленная её земными впечатленьями, ни наслаждением прижизненным. Кому-то, знать, нужна…
Вся эта насмешка над текстом, конечно, сделана для того, чтобы показать всю несуразность неких правильных разборов.
Можно так анализировать стихотворение? К стихам, где на первый план выходит образ, тонкое соприкосновение слов, в результате которого создается (или может создаваться) новое значение, пусть где-то и зыбкое, но оно должно создаваться, в этом, в какой-то степени, смысл поэзии – искать неожиданную, образную новизну (как, скажем, здесь: «Ведро серебряного ржанья подставишь к мордам – наберешь» (кто это сказанул?). Ну, кто смог набрать в ведро такого абсурда, как ржанье?). Иначе: пишите просто прозой и не лезьте, прости господи меня за абсурдность поучения, в высшие сферы, где творятся значения и новые понятия.
И тут приходишь к заключению, что именно с помощью неких устойчивых понятий и пониманий судят о текстах, а ведь в стихотворениях на первое место выходит образное представление обо всём на свете. Как судить только с помощью понятий, иногда не имеющих однозначного определения, об образе художественном? Должно ли так быть? Или нужен какой-то иной метод…
