Чувство голода не отпускало, как бы Майкл ни старался отвлечься. Об отсутствии еды постоянной тупой болью напоминал живот, в нем как будто что-то саднило. Голова шла кругом, руки тряслись. Не думать о пище было просто невозможно. Стоило бедняге отвлечься от сочных бургеров с толстыми ломтями картошки фри и кетчупом, как на смену им пришел аромат печеных омаров. Затем потянулась целая вереница блюд из поджаренной кукурузы, грибов с чесноком, яичницы, сарделек, шипящей грудинки.
Крышка гроба неумолимо нависала прямо над лицом, и Майкл снова поддался панике, хватая ртом и жадно глотая воздух. Он закрыл глаза, пытаясь вообразить, будто все в порядке, будто он сейчас где-нибудь в теплых краях, плавает на своей яхте в Средиземном море. Вокруг плещутся волны, над головой реют чайки, а воздух такой свежий и ароматный. Вот только стенки гроба отчаянно напирали. Стискивали кости. Харрисон нашарил на груди фонарик и включил его. Батарейка уже садилась, и работать ей явно оставалось недолго. Осторожно открутив крышку виски дрожащими пальцами, Майкл поднес горлышко бутылки к губам. Сделал один мизерный глоток и прополоскал алкоголем спекшуюся и вязкую глотку, по капельке смачивая все доступные места и смакуя каждую секунду. Паника отступила, дыхание замедлилось.
Лишь через несколько минут после глотка, после того, как утихло теплое жжение, распространившееся вниз по пищеводу и затем по всему животу, Майкл позволил себе сосредоточиться на задаче завинчивания крышечки. Виски оставалось полбутылки. По одному глоточку в начале каждого часа.
Все строго по графику.
В целях экономии он выключил фонарик. Каждое движение требовало усилий. Конечности одеревенели, и Майкла то трясло от холода, то вдруг прошибало липким лихорадочным потом. Пульсирующая боль в голове не прекращалась – ему отчаянно требовалась хотя бы таблетка парацетамола. Было жизненно необходимо услышать шум сверху, человеческие голоса. Выбраться отсюда.
И еще ему позарез нужна была еда.
Каким-то невероятным чудом батарейки в рации и фонарике оказались одного типа. Так что у него имелся некоторый их запас. По крайней мере, хоть какая-то хорошая новость. Единственная хорошая новость. Впрочем, нет, была и еще одна: через час он сможет сделать очередной глоточек виски.
Все строго по графику, во всем должен быть порядок. Это позволяет бороться с паникой и сохранять ясность ума.
Пять лет назад Майкл в составе команды тридцативосьмифутовой яхты принимал участие в плавании через Атлантику, из Чичестера в Барбадос. Двадцать семь дней в море. Причем на протяжении пятнадцати из них по курсу следования бушевал шторм, ни разу не утихавший ниже семи баллов, а временами достигавший и всех десяти-одиннадцати. Пятнадцать дней ада. Четыре часа вахты, четыре часа отдыха. Всякий раз, когда судно снова и снова низвергалось с гребня волны, у него в теле сотрясалась каждая косточка, а на корабле звенела каждая цепь, билась о палубу или такелаж каждая бочка, в шкафах громыхали каждый нож, вилка и тарелка. И выдержали они тогда благодаря строгому порядку, неуклонному соблюдению графика. Благодаря разделению каждого дня на периоды в несколько часов, каждый из которых отмечался скромным поощрением. Кусочком шоколада. Глотком алкоголя. Несколькими страницами романа. Взглядом на компас. Завершением смены по откачке воды из трюма.
