– Нет, спасибо, спасибо вам обоим, у меня все хорошо. Правда…
– Ты работаешь?
Камилла закрыла глаза.
– Да, да…
– Над чем? Тебе нужны деньги? Дай нам что-нибудь, Пьер заплатит аванс, ты же знаешь…
– Не могу. У меня нет ничего готового…
– А те картины, которые хранятся у матери?
– Не знаю… Их нужно разобрать… Не хочется возиться…
– Может, автопортреты?
– Они не продаются.
– Что именно ты сейчас делаешь?
– Так, всякие пустяки…
– Ты ходила на набережную Вольтера?
– Пока нет.
– Камилла…
– Да?
– Не хочешь выключить этот проклятый фен? Чтобы мы друг друга слышали…
– Я спешу.
– Чем ты на самом деле занята?
– Что ты имеешь в виду?
– Твою жизнь, конечно… Что за жизнь ты сейчас ведешь?
Чтобы никогда больше не отвечать на подобные вопросы, Камилла кубарем скатилась по лестнице и толкнула дверь первой попавшейся на пути парикмахерской.
14
– Побрейте меня, – попросила она молодого парикмахера, глядя на его отражение в зеркале.
– Не понял…
– Я хочу, чтобы вы побрили мне голову.
– Под «ноль»?
– Да.
– Нет. Я не могу этого сделать…
– Конечно, можете. Берите машинку – и вперед.
– Нет. Здесь вам не армия. В нашем заведении такого не делают… Так, Карло?
Карло за кассой читал «Tierce Magazine»[6].
– Чего тебе?
– Вот, девушка хочет побриться наголо…
Карло махнул рукой, что означало «А мне плевать, я только что потерял десять евро в седьмом заезде, так что не доставайте…».
– Пять миллиметров…
– То есть?
– Я оставлю пять миллиметров, иначе вы за порог выйти не сможете.
– У меня есть шапочка…
– А у меня – принципы.
Камилла улыбнулась ему, кивнула в знак согласия и почувствовала, как лезвие со скрипом скользнуло по затылку. Пряди волос падали на пол, а она смотрела, как в зеркале появляется довольно странная личность. Она ее не узнавала и уже не помнила, как она выглядела минутой раньше. Плевать она на это хотела. Зато теперь будет меньше проблем с душем на лестничной клетке, и это единственное, что имеет значение.
«Ну что, – окликнула она свое отражение в зеркале, – ты этого хотела? Избавиться от проблем, пусть даже изуродовав и потеряв саму себя, лишь бы никогда и никому ничем не быть обязанной?
Нет, серьезно… Так обстоит дело?»
Она провела ладонью по своему колючему черепу, и ей захотелось плакать.
– Нравится?
– Нет.
– Я вас предупреждал…
– Знаю.
– Они отрастут…
– Вы думаете?
– Уверен.
– Еще один ваш принцип…
– Могу я попросить у вас ручку?
– Карло…
– Ммм…
– Девушке нужна ручка…
– Мы принимаем чеки начиная с пятнадцати евро…
– Да нет, ей для другого…
Камилла взяла свой блокнот и нарисовала то, что отражалось в зеркале.
Лысая девица с жестким взглядом, держащая в руке карандаш разочарованного любителя скачек, за которой с любопытством наблюдает опирающийся на ручку метлы парикмахер. Она поставила под рисунком дату и встала, чтобы расплатиться.
– Это я, вот там?
– Да.
– Черт, вы классно рисуете!
– Пытаюсь…
15
Санитар – не тот, что приезжал в прошлый раз, Ивонна бы его узнала – как заведенный болтал ложечкой в своей чашке с кофе.
– Слишком горячий?
– Простите?
– Кофе… Он что, слишком горячий?
– Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь. Я должен составить отчет…
Полетта замерла в прострации на другом конце стола. Ее песенка была спета.
16
– У тебя были вши? – поинтересовалась Мамаду.
Камилла надевала халат. Разговаривать ей не хотелось. Внутри опять булыжники, собачий холод на улице, все как-то зыбко.
– Ты что, дуешься на меня?
Она помотала головой, достала из подсобки свою тележку и направилась к лифтам.
