– Ну, как вам угодно. Вам адрес нужен? Глисон-авеню, пятнадцать. Там кладбище рядом.
– Кто он? – поинтересовался я, записывая и не поднимая взгляда от блокнота.
– Инженер… электрик. Работает в компании Максвелла. Очень неплохой человек, между прочим. Фанатик от электрики…
– Завидую. Но вернемся к вашей дочери. Вы дружно жили с Лилиан?
Моника закурила третью сигарету подряд и вдруг неожиданно трогательно произнесла:
– Она единственное, что у меня осталось…
Я пожал плечами.
– Ну, хорошо. Могу я осмотреть ее комнату?
– Если это необходимо, пожалуйста. После исчезновения девочки я не могу туда заходить.
Я понимающе кивнул и направился к указанной двери. Маленькая комнатка была тщательно убрана: на небольшой тахте идеально разглаженное клетчатое покрывало, на темном полированном письменном столе ни единой бумажки, на полу ни пылинки, плакаты с портретами рок-звёзд аккуратно приколоты булавками к обоям. Я подошёл к шкафу, открыл дверцу и просмотрел его содержимое. Обычные наряды обыкновенной девчонки. Под тахтой обнаружилась пара крохотных гантелек. Видимо, хозяйка комнаты брала пример с матери и следила за своей фигурой. Письменный стол мне тоже ничего не дал. Лилиан, похоже, была прилежной ученицей. Тетради в ящиках лежали ровными стопочками, ручки, карандаши, фломастеры, различные безделушки были разложены по своим местам. Мое внимание привлекла только небольшая шкатулка, в каких школьницы обычно держат, как им кажется, особенно важные вещи – фотографии, записки и прочую дребедень. Но эта оказалась пустой. Я прихватил её с собой и вернулся на кухню. Моника Джефферсон жестоко приканчивала очередную сигарету.
– Вы много курите, – заметил я вскользь.
– А сколько должна курить мать, у которой пропала дочь? – парировала она.
– Понятия не имею. Мне вряд ли когда-нибудь стать матерью. Так вы говорите, что не убирали в комнате Лилиан со времени её исчезновения?
– Вообще-то я ничего такого вам не говорила, но действительно там не убиралась. Даже не заходила.
– Не знаете, что дочь хранила в этой шкатулке?
– Насколько я помню, там лежали несколько долларов, которыми недавно одарил ее папаша.
Я взялся за крышку шкатулки, она раскрылась и с жалким видом повисла в воздухе.
– Пусто.
Женщина прикусила губу, затем усмехнулась.
– Значит, Лили всё-таки их потратила.
– Ясно, – я поставил шкатулку на стол. – Если нарою какую-то информацию, я вам сообщу. А это номер моего телефона, если вдруг вам будет что сообщить мне. Ну, если вдруг девочка объявится, чтобы я напрасно не стирал свои подошвы.
Моника молча кивнула, но провожать меня до двери не пошла, попросив просто захлопнуть ее посильнее. Я спустился на лифте и, проходя мимо консьержа, подмигнул ему.
– Эй, мистер, – окликнул меня парень. – Я вспомнил когда последний раз видел мисс Джефферсон!
– Что ты говоришь? – я вернулся и облокотился на его конторку. – Ну и когда же?
– Два дня назад, в субботу. Она вышла из дома…
– И куда направилась? Ты видел? Хотя бы в какую сторону от дома?
– Она села… Вы только не подумайте ничего плохого… Ну, будто я подсматривал за ней…
– Нет, нет, ты за ней не подсматривал. Итак?
– Будто я по ней сохну…
– Ни в коем случае, дружище! – нетерпеливо успокоил я парня.
– Она села в автобус, который останавливается сразу за углом дома?
– Сама села?
– А как ещё?
Я удовлетворённо кивнул, достал из кармана доллар, отдал его парню и направился к выходу. Малолетний консьерж недоумённо уставился на огромную денежную сумму. Надо признаться, я всё-таки был не очень похож на директора школы.
