Простые повествовательные предложения - страница 3

Солнце ещё только глянуло из-за края дальнего леса красным глазом, а непоседливый людской муравейник уже шумит и волнуется.

Вот рыбаки, окончив ночное бдение, стали небольшим табором чуть поодаль, возле узловатого осокоря. Водная живность обильно грудится на низких помостах, прикрытая свежей травой. Шуршат в корзинах черно-зелёные раки, будущая закуска к молодому пиву. Разевают рты жирные караси, золотясь крупной чешуёй из-под широких листьев лопуха. Их ждёт печь и сметана. Свились кольцами угри, любители ольхового дыма, Лещ да щука, налим да сазан, прочей же серебристой мелочи без счета. В отдельном месте, в угрюмом одиночестве разлёгся сом – патриарх, уныло свесивший усы. И покупатели уже тут, пока рыба свежа.

За низкими изгородями загонов столпился разный скот. Дрожит воздух от блеянья и меканья. Тяжелые коровы равнодушно жуют, смотрят перед собой пустыми глазами. Горячатся скакуны, основательные тяжеловозы неторопливо гоняют просыпающихся мух и слепней.

Тут же обилие птицы, связки кур, откормленные гуси в плетенках, битая дичь.

Лавки зеленщиков, развалы невиданных фруктов, привезенных издалека побаловать детей и девушек-приверед.

Пыль, прибитая было росою, взбивается уже ногами продавцов, покупателей и просто любопытствующих зевак, из тех, что не поленились встать до света. Поднимаясь в воздух, смешивается она с тонкими ароматами благовоний и пряностей, запахами кож и съестного, миазмами отходов и отбросов и многим другим. Поэтому в каждом уголке большого базара стоит отдельный, неповторимый дух.

Людей всё больше и больше. Вот шествует степенно хозяйка, за ней бредёт слуга, сгибаясь под тяжестью корзины с покупками. Стайка подростков пробежала, хохоча; вслед им несется ленивая брань торговца, лишившегося десятка яблок. Девица застыла в задумчивости перед лавкой с украшениями; от серег, перстней, монистов рябит в глазах, но пуще всего притягивает её самоцветное ожерелье. Ох, берегись парень, дорого станет тебе её благосклонность! Что-то обсуждают негромко у лотка с охотничьим припасом мужчины, приказчик с интересом слушает, вставляя иногда несколько слов. Вот ударили по рукам, сделка состоялась, расстаются, довольные друг другом. Молодка придирчиво выбирает отрез среди штук полотна в открытом балаганчике. Её малолетний сын нетерпеливо дергает за подол, тянет к лотку с леденцами.

Лицедеи на дощатой сцене затеяли представление. Зрители подходят, толпятся вокруг, слышны первые смешки, мелкие монеты посыпались в выщербленную деревянную плошку.

Странник прошёл неторопливо. Лет тридцать – тридцать пять, полуденные годы, возраст полных сил и наступления мудрости. Высокий, светловолосый, с небольшой русой бородкой. Наверное, шёл он издалека, одетый в пропылённую свободного покроя долгополую одежду, в которой так удобно путешествовать. В холодный осенний дождь, в зной и мороз мёртвых пустынь, по извилистой лесной тропе или городскими улочками, с миром, а то и укрыв опасную сталь среди складок.

– Странно, наставник Тимофен, – молодой парень в форме Белого Легиона и лычкой ученика на рукаве обернулся, глядя вслед уходящему страннику.

– Что такое, Ивай? – его спутник, пожилой мужчина, чтобы не сказать старик, с готовностью остановился, опираясь на тяжёлый боевой посох. Если бы не одинаковая форма Белого Легиона, двоих можно было принять за отца и сына. Оба горбоносые, ширококостные, рыжие, только шевелюра младшего горела рассветных огнем, а старший был уже скорее бел, чем красен. Лицо Тимофена обезображивал старый рубец, от переносицы к мочке левого уха, черная повязка прятала пустую левую глазницу, а плечи и спина готовились вот-вот проиграть схватку со временем. Ивай же был кожей чист, спиною прям, и видно было, что бурлит в нём молодая сила, готовая рвануть наружу при первом же случае. Но, конечно, не были они родичами. В Легионе, как известно каждому, близкие родичи вместе не служат. Чтобы родство не застило глаз в тяжелый миг, чтобы не выделять соратников из общего числа. В Легионе все браться.