Просветление. Отпускай. Прощай. Живи - страница 2

Еще когда я был совсем маленьким, мы играли на пустыре за нашим домом на улице Гоголя. Это место всегда у меня было связано с волшебством, мистикой. Там мы строили шалаши, хоронили там кузнечиков и всяких насекомых, там я часто бродил в одиночестве и фантазировал… Так что сразу пришло понимание: там будет кладбище и для Кати. Стояла зима, и земля насквозь промерзла, помню, что было очень тяжело копать могилу большой взрослой штыковой лопатой. Я положил кошку в могилу и попытался закрыть ей глаза, но было слишком холодно, она вся смерзлась, как и земля, и у меня ничего не вышло. Так и похоронил ее с открытыми глазами, как у сломавшейся игрушки. Потом я забросал Кати кусками обледенелой земли и сделал руками, как в песочнице, надгробие из камешков с крестом сверху. Для меня это очень яркий образ. Я вижу его до сих пор, как будто перед глазами стоит фотография. Уже тогда я понимал, что смерть – это очень страшная вещь. Мне тогда было всего года четыре, и меня запросто отпускали гулять одного во дворе нашего дома – классической хрущевской пятиэтажки с мрачным и депрессивным пейзажем вокруг, словно из фильмов Балабанова. Все вокруг было совершенно серое – начиная от неба над головой и заканчивая кирпичами, из которых был слеплен дом. Словом, отличное место для съемок русского артхауса или тяжелого фильма, который трудно досмотреть до конца, а оторваться еще тяжелей.

Тема смерти и похорон всплывала в моем детстве еще несколько раз. Однажды, когда меня привезли домой от тетки, я увидел странную, удивительную картину: всюду у подъезда лежали цветы – белые и красные. Это было очень нарядно и красиво, как в доброй и приятной сказке. Я, словно опытный флорист, собрал из этих цветов большой букет и подарил его своей бабушке. На вопросы удивленных взрослых я рассказал, что собрал их в подъезде и что там еще полно таких. Все были поражены моим поступком.

Мне рассказали, что эти цветы – с похорон нашей соседки и брать их не следовало, но я не мог понять почему. К своим годам я еще ни разу не видел настоящих похорон, кроме похорон кошки, и совершенно не представлял, что это значит. Папа со всей тщательностью контролировал, что я читаю и смотрю по телевизору, так что мое представление о последнем пути человека оставалось весьма смутным и овеянным тайной. Цветы? Зачем цветы на похоронах? Разве это праздник? Ведь человек ушел навсегда. Мне все это казалось странным.

Второй случай связан с нашей другой соседкой. Она очень любила детей и всегда была рада мне и моему брату. Мы часто бывали у нее в гостях и вообще дружили, обожали бывать у нее в квартире, пропитанной особым интеллигентским духом, разговаривать, пить чай, слушать интересные истории. Она была настоящей питерской интеллигентной дамой, на полках стояли томики стихов, на стенах висели удивительные картины. Но, как у многих людей, тонко чувствующих культуру, у нее был свой порок – она тяжело и сильно пила. Что в конечном итоге ее и погубило. Кажется, ее звали Лариса.

Однажды, серым тяжелым утром, обеспокоенные взрослые сообщили нам с братом, что Лариса умерла. Цирроз печени или что-то такое, в последние месяцы она пила все больше и страшнее.

Мы все пошли к ней в квартиру, так хорошо нам знакомую. Теперь там все было странным образом по-другому, словно у дома исчезла душа. Посередине большой комнаты стояли две лавки, одна напротив другой, а между ними – две табуретки. Я не мог понять, для кого предназначены эти табуретки, словно расположенные между сидящими зрителями, для каких-то загадочных актеров? Но потом принесли гроб, и я все понял.