– Вы хотите сказать, что намериваюсь торговать этой информацией? – спросил Хаперни, слегка покраснев.
– Совсем нет. По крайней мере ни при этих обстоятельствах, – горячо заверил Лейдлер, – на данный момент ваша репутация безупречна. Никто не сомневается в вашей преданности. Но...
– Что но?
– Обстоятельства могут изменится. Парень, который просто ездит по стране без работы, без каких-либо источников доходов, в конце концов встает перед финансовой проблемой. И тогда он получит свой первый опыт в испытании бедностью, его идеи начнут меняться. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Я найду работу, когда-нибудь, где-нибудь, когда я буду для этого готов и здоров.
– Ах так! – вмешался опять Байтс, ехидно подняв брови, – что вы думаете, скажет босс, к которому вы обратитесь с вопросом, не нужен ли ему специалист по глубокому вакууму?
– С моей квалификацией я могу и мыть посуду, – возразил Хаперни. – Если вы не возражаете, я бы хотел решать свои проблемы сам, на свой манер. Это ведь свободная страна, не так ли?
– Мы просто хотим получить ясность, – с угрозой сказал Лейдлер.
Байтс глубоко вздохнул и возразил: – Если парень настаивает на том, чтобы стать сумасшедшим, то мне его не остановить. Так что я принимаю его отставку и передаю его дело в штаб-квартиру. Если они решат, что вас надо пристрелить до рассвета, то это будет на их совести, – он махнул рукой. – Хорошо, идите, я все сделаю.
Когда Хаперни вышел, Лейдлер сказал: – Ты заметил его лицо, когда ты сказал, что его надо пристрелить до рассвета? Мне оно показалось чересчур напряженным. Может быть, он чего-то боится?
– Воображение, – возразил Байтс. – Я видел его в этот момент, он выглядел вполне нормально. Я думаю, что он просто поддался естественному зову природы.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он просто задержался в сексуальном развитии, а сейчас созрел. Даже в сорок два не поздно заняться этим, чем занимаются в юности. Бьюсь об заклад, что он пуститься отсюда во весь галоп, как разгоряченный бык. И так и будет скакать, пока не наткнется на подходящую самку. Тогда он ею воспользуется по прямому назначению, остынет и захочет обратно свою работу.
– Возможно ты и прав, – согласился Лейдлер, – но я бы на это свои деньги не ставил. Я нутром чую, что его что-то беспокоит. Хорошо было бы узнать, что этому причина.
– Не тот тип, чтобы волноваться, – заверил его Байтс, – никогда таким не был и никогда не будет. Все что он хочет, это поваляться с кем-нибудь на сене. А против этого нет закона, не так ли?
– Иногда я думая, что такой закон не мешало бы создать, – загадочно возразил Лейдлер, – во всяком случае, когда высококвалифицированные специалисты вдруг впадают в лирику, я не могу рассматривать это прости как начало брачного сезона. Здесь могут быть более глубокие причины. Нам надо знать о них.
– И что?
– За ним надо вести наблюдение, до тех пор, пока мы не убедимся, что он не сделает никакого вреда и не намерен это сделать в будущем. Пара агентов контрразведки потаскается за ним это время. Правда, это стоит денег.
– Не из твоего же кармана, – заметил Байтс.
– Конечно нет.
– Так что волноваться?
Новость об отставке Хаперни растеклась по центру, но обсуждалась как бы между прочим. В столовой Ричард Брансом, металлург из зеленого отдела, помянул об этом своему сослуживцу Арнольду Бергу. В дальнейшем они будут участниками еще более таинственных событий, но тогда ни один из них об этом и не подозревал.
