– Надо с этим что-то делать, – жестко резюмировал Степаныч.
– Надо, – коротко согласился я. Толком пока не разобравшись, что именно делать. А Степаныч как будто мысли читал:
– И что именно?
– Пока – ничего, – ответил я, поразмыслив. – Зализывать раны. Ждать.
– Ждать? – не согласился он. – Тут мирные жители, брат. Они не знают о враге. Они в опасности. Жертвы уже есть – и будут еще.
И он прав, чертовски прав. Но не побежишь же прямо посреди ночи, израненный, уставший и измученный, будить и предупреждать каждого об опасности. Добивать нечисть на ее территории? Как бы ни был крут Степаныч, ему это не сделать в одиночку. Со мной – тем более. Меня хватило на безумство с приманкой и бойню. Хватит ли на большее? Сейчас, без перерыва, пожалуй, что нет.
Остается только разумный вариант.
– В эту ночь твари вряд ли сунутся сюда, – рассудил я. – А чистильщики будут уже к утру. Предлагаю сидеть за баррикадой и не высовываться.
После сегодняшнего я бы вообще никуда не высовывался, если честно. У меня это чувство каждый раз после боя. Никуда не высовываться. Никогда. Сидеть в своей норе. Откат.
– Что, весь пыл пропал? – Степаныч заметил это, и не упустил шанс поерничать. Для поднятия боевого духа.
– Поугасло чуток, – признался я.
– Не мудрено. Без оберегов, без оружия… Ты псих, брат. Ты сунулся в их поганое гнездо с одним, блядь, кинжалом.
Я и сам в шоке, что решился на такое. Но что-то в этот вечер перевернулось во мне. Где-то глубоко внутри проснулся кто-то безбашенный и неостановимый. И он заставил обычно осторожного меня внаглую пойти на врага и ликвидировать на его же территории. Причем ночью, в самое опасное время, когда твари активны и им не страшен свет, потому что его нет. А можно было днем…
– А ты думал, что один ты на голову отмороженный? – неожиданно бросил я.
– Думал, что да. А оказывается, это заразно. Сказать честно?
– Скажи.
– Ты ебнутый. Слышишь? Не отмороженный. А ебнутый. Полностью.
– Какой есть, – криво усмехнулся я. Понимая, что точнее слова не подберешь.
– Никогда не ходи в дом врага безоружный. Если хочешь жить. Лучше прихвати с собой все самое мощное и смертельное для него, и никогда не ходи один. Простое правило.
– Я и был не один. Меня прикрывал ты.
– Все равно ты ебнутый. А если бы я промазал? Хоть один раз?
Степаныч не промахивается. Никогда. Даже в темноте. Оказывается, даже когда стреляет в нежить, которая одним только видом способна повергнуть в шок и оцепенение, так, что ты не можешь пальцем шевельнуть.
– Меня бы на куски разорвали, – честно признался я.
– Точно.
– Но не разорвали же. – И этот факт приятно радовал. Могли, могли на куски порвать! Или просто цапнуть зубами, а не когтями.
– А обереги? Мне ты запретил их снимать. Зачем сам тогда снял? – почти возмутился Степаныч. И протянул к моему носу кулак – мол, еще раз такое выкинешь, сам лично прибью. Заботливый старший братец, блин.
– Я был приманкой, – нашелся с ответом. – Приманка с оберегами – подозрительна, даже для безмозглых упырей.
– И они бы не напали?
– Напали. Но тут они нападали без страха и осторожности, и часть попались в ловушки.
– Не рискуй больше так. Понял?
– Понял. Не буду.
Степаныч, нахмурившийся было и сбросивший маску спокойствия, посмотрел в глаза пристально. Потом как-то подобрел чуток.
– Смотри у меня, – проворчал мирно.
