После гибели сына Жунус, переживший глубокую трагедию, постигшую его, в последние дни с какой-то особой любовью, внимательностью и трогательностью стал приглядываться и прислушиваться ко всему, что окружало его.
«Как удивительно ярко светит солнце сегодня!.. И березы как-то непривычно шумят, – радостно восклицал Жунус. – У человека есть три опоры в жизни: подруга или друг, дети и свобода – это то, что дает мать-природа. Все остальное приобретается суетливой жизнью. И где бы люди ни жили, всюду таится какая-нибудь трагическая история, о которой и не подозреваешь. Таится эта невидимая сила и всегда ударит по тебе, когда и не думаешь», – продолжал размышлять он.
Теперь буквально все трогало его сердце, но больше всего люди, которые окружали его. Пробежит ли мимо малолетка, оборванный пастушок, или седобородый аксакал, завидя хозяина, приложит руки к груди, отдаст ему приветственный поклон, а он с неподдельной радостью ответит ему тем же.
Со щемящей тоской он теперь понимал, ценил и любил окружающий его мир, к которому все эти годы, с самой молодости не обремененный материальными заботами о существовании, был равнодушен.
«Как было бы мудро и справедливо, – с волнением думал Жунус, – если бы все люди на свете, узнав о моем горе, вместе со мной постигли бы красоту земли и сладостный вкус жизни».
Весь окружающий мир стал теперь для него значительным и полным глубокого смысла.
«Как прекрасно все устроено в мире, – продолжал думать он. – О добрый и богатый мир! Как много ты даешь нам!»
– Но и как дорого мы расплачиваемся с тобой за это… – мрачно, с печалью неожиданно для себя вслух вымолвил Жунус.
«Конечно, со временем пройдет боль, нет такой боли, чтоб не проходила, и с годами уйдет все в историю, оставив о себе память. Появятся новые поколения, и настанут другие времена. Все меняется, потому как мир не стоит на месте. Мой мальчик был прав, нельзя остановить развивающийся мир, к которому и нам пора уже давно примкнуть и в ногу идти, пользуясь всем тем, чего достигло человечество, и самим делать все, чтобы умножить эти достижения на общее благо людей», – так все размышлял он, и сам дивился своим мыслям, и даже с каким-то стыдом для себя обнаружил, как это он раньше не понимал таких простых, казалось бы, но жизненно важных вещей.
Его душа успокоилась, когда он, кажется, все уже обдумал, оценил, понял и решил на время покинуть эти места, чтобы ему лишний раз ничто не напоминало о случившейся трагедии.
«Сыновья сами уже справятся со всеми делами, – рассуждал Жунус. – Мне лишь остается уповать на милость и волю Всевышнего, моля его о том, чтобы горе обходило моих близких. А моя душа требует покоя».
На следующий день, как только солнце чуть отошло от горизонта, позавтракав раньше обычного, Жунус вышел из жилища. Легкий ветерок доносил запах полыни. Он слегка прикрыл глаза, и перед ним поплыли бесконечные просторы родной степи.
К юрте Жунуса подбежал нукер Аблай:
– Ваши джигиты готовы в путь, ага!
Жунус одобрительно кивнул. Те аульчане, которым надо было отправляться с ним в путь, были уже собраны в дорогу, и поэтому все обошлось утром без излишней суеты и церемоний прощания. Несколько дней назад он не думал ни о какой дороге, не было никакой необходимости покидать родные места. Но гибель сына сильно сказалась на его настроении и взглядах на происходящее вокруг, и он временно решил покинуть эти места, чтобы развеять по степи горечь утраты, червоточившую его душу. Ночь накануне прошла беспокойно, он практически не сомкнул глаз. Но раз решено, надо отправляться в путь…
