– Прогони меня. Хочешь, я сама уйду…
– Не смей так говорить, – он крепче обнял меня. – Не смей даже думать так.
– Я изведу тебя…
– Изведешь, если еще раз отвернешься от меня.
– Я не хотела… Я должна была держать себя в руках… Мне не страшно, мне не сложно… мне очень тяжело… мне невыносимо больно… Я не хочу верить в то, что их больше нет. Никого больше нет. Я не хочу верить в то, что уже никогда Марк не встретит меня у камина, никогда он не назовет меня доченькой, никогда… Я старалась сдержать свою боль. Я не смогла. Прости меня, Богдан.
Богдан смотрел в глаза Насти и понимал, что Насти, по-прежнему, нет, черный взгляд Мурены смотрел на него.
– Настюшенька, – тихо шептал он. – Настенька милая, иди ко мне, – он нежно провел ладонью по моей щеке.
– Ей очень плохо, Богдан.
– Малыш мой, вернись ко мне. Я помогу тебе, Настенька, – черный взгляд Мурены сменился ярко-карим взглядом Настеньки, из глаз которой градом покатились слезы.
– Прости меня… – тихо прошептала я.
– Настюшенька, – Богдан крепко прижал меня к своей груди. – Настенька.
Он уложил меня в постель, крепко обняв его, я продолжала плакать, депрессия набирала обороты.
– Малыш мой, – Богдан присел на постели и достал из тумбочки ампулу и шприц, я покорно протянула ему руку, он сделал мне укол и снова обнял меня. – Я с тобой, маленькая моя…
Проснувшись утром, Богдан тихонько встал с постели, чтобы не разбудить Настю и спустился вниз.
– Доброе утро, Федор. Настя спит, – он протянул ему Настин телефон.
– Доброе. Понял, что смогу разрулю сам.
– Я в офис, после обеда вернусь…
Глава 2.
Я открыла глаза и осмотрелась, за окнами едва начинало рассветать, рядом лежал Богдан и нежно смотрел на меня.
– Привет, маленькая моя, – тихо сказал он.
– Привет. Что ты колол мне, Богдан? – спросила я, понимая, что уже не чувствую боли так остро, состояние не было бодрым, но значительно улучшилось.
– Ничего, Настя, просто антидепрессанты. Тебе полегче?
– Да, – ответила я, он обнял меня, какое-то время мы лежали молча. – Какой сегодня день, Богдан?
– Воскресенье.
– Меня ни кто не потерял за эти три дня?
– Нет, Настя. Нормально все.
У меня перед глазами стояло лицо матери Богдана. Ее прискорбный взгляд смотрел мне прямо в глаза. В груди заныло, душа наполнялось тревогой…
– Дань, – я посмотрела на него. – Поехали к маме, – он удивленно смотрел на меня. – Ты не хочешь?
– Хочу, малыш мой. Конечно, хочу, – он нежно поцеловал меня в щеку.
В дверь еле слышно постучали, Богдан открыл.
– Прости, папочка. Можно?
– Проходи.
В комнату вошла Камилла и растерянно посмотрела на меня.
– Привет, мамочка. Можно к тебе?
– Привет, моя маленькая. Конечно, можно.
Камилла забралась к нам в постель, легла между мной и Богданом и посмотрела на меня.
– Как твои дела, мамочка?
– Хорошо, Миллочка, – я обняла ее и нежно посмотрела ей в глаза. – Прости меня, маленькая моя.
– Я не обижаюсь, мамочка. Ты очень любишь нас, тебе просто очень плохо, правда?
– Да, Миллочка.
– Я знаю, тебе плохо без дедушки. Ты любишь его так же сильно, как я люблю папочку. Да, мамочка?
– Да, милая моя.
– Дедушка всегда будет любить тебя, только не плачь, пожалуйста.
– Я не плачу, Милочка.
– Я знаю, что плачешь, – она крепко обняла меня.
– Хорошо, я больше не буду, – ответила я, она поцеловала мои щеки и нежно посмотрела мне в глаза.
Я обняла ее и прижала к своей груди, какое-то время была тишина.
– Миллочка.
– Да, мамочка? – она подняла голову и посмотрела на меня.
