Драться я не хотел. Внутри меня все сжалось, холодный страх заполнил живот. Я ощущал, что если не произойдет чуда, меня побьют, а может даже и убьют.
– Выбирай, урод! – рявкнул Гарик. И замахнулся на меня рукой:
– Иначе хана тебе!
Я лихорадочно оглядывал банду, пытаясь выбрать хоть кого-то.
– Это что? – Гарик указал на мои новые бутсы, подаренные на день рождения добрыми людьми. – Снимай.
– Зачем? – спросил я.
– Снимай, говорю! И сюда давай!
Я подчинился, протянул ему бутсы и стал ждать, что будет дальше. Гарик бросил их на траву, спустил с себя шорты и начал на них мочиться. Внутри меня все клокотало от злобы и от страха. Когда Гарик закончил свое мерзкое дело, он натянул ухмылку и поднял на меня глаза:
– Выбирай. Либо драться, либо наденешь их!
Несмотря на свой возраст, я уже знал, что значило надеть такие бутсы. Я бы считался опущенным, стал бы изгоем и объектом постоянных издевательств. Худшая участь, которая могла постигнуть ребят в этом месте.
Я не смог сделать выбор. Внутри все клокотало, слезы наворачивались на глаза, и я рванул прочь со всех ног к своему корпусу. Банда Гарика осталась позади, а я мчался вперед, не оглядываясь, пытаясь убежать от страха и унижения.
Проснулся. Сердце стучало быстро, а на лбу был холодный пот. Я вспомнил этот момент, и это не просто сон, это действительно произошло со мной на самом деле. Все было точь-в-точь как в этом сне. Нащупал на тумбочке телефон. 3:25. Тяжело вздохнул, положил его обратно и посмотрел в темноту. Затем я услышал, что за окном заходились лаем собаки. Видимо, это взбесились псы, которых держали хозяева тех коттеджей. Встав с кровати, не включая светильник, я распахнул окно и почувствовал на лице морской солоноватый воздух.
Псы заливались каким-то совершенно остервенелым лаем. Мне кажется, собаки так лают на чужака, который забрел не на ту улицу.
А затем я услышал это. За миг до того, как задребезжали стекла, я пытался дать этому звуку здравое объяснение.
И я понял, вот он – этот гул.
Начался он на какой-то запредельной ноте, которая не доступна уху человека. Этот звук был настолько сильным, что подавил все остальные звуки: шум города, лай псов. Мир стих на считанные секунды. А затем гул ударился в дома, натянул оконные стекла, как гитарные струны, и те мерзко зазвенели. Уши мои заложило, словно ватой. Потом этот звук перешел в совершенно другой диапазон и обрушился на город объемным басом, отчего задрожали стены и я ощутил его у себя в груди. Спустя считанные секунды он переместился вверх, словно нечто взмыло в небо, чтобы там продолжить свою жуткую песнь. Теперь он звучал отдалено и я мог как следует вслушаться в него. Гул напоминал воздушную сирену, которая воспроизводилась задом наперед.
Собаки смолки.
Чем дольше я слушал гул, тем сильнее наливалось мое сердце тоской и унынием. В нем было что-то тревожное и мрачное, словно волчий вой на полную луну. Казалось, будто что-то недоброе готово вырваться наружу, древнее зло, долго заключенное во мраке: тени вокруг будто оживали, приобретая страшные облики; из-под кровати могло выскочить чудовище; дверь шкафа скрипнет, из него выйдет монстр.
По спине пробежала холодная волна, я закрыл окно, включил светильник и сел на кровать. Несколько минут я просто сидел, а потом лег и прикрылся одеялом, повернулся на бок, положив руку под голову. Через окно приглушенно доносился гул. Я слушал его, слушал, слушал, слушал… Спустя какое-то время я смог отвлечься, – меня утянуло в думки о судьбе сестры. Но потом снова зацепился слухом за гул и больше не смог отвлечься от него. Сколько я так пролежал, не знаю, но в какой-то момент провалился в тревожный, душный сон и проснулся от того, что в мою дверь кто-то отчаянно стучал, а за окном уже давно рассвело, и гула не было.
