Вот и теперь мужчины курили. Мася, разлёгшись перед ними, охранял сосиску. Девочка сидела напротив – раздвинув колени и натянув на них подол платьица, подпёрла щёки и молча любовалась. В чёрных волосах её, расчёсанных на прямой пробор, зеленела камнями брошь.
Из подъезда высунулась пожилая женщина, повертела вокруг головой и обратилась к девочке:
– Идём кушать, Камиля! – Она произнесла имя на татарский манер.
Красивое лицо девочки исказили ямочки на лбу, брови нахмурились.
– Бабушка, – ответила она, – сколько можно говорить, что меня зовут Камилла!
И добавила, обратясь к мужчине, что курил рядом с Артуром:
– Да ведь, пап?
Тот посмотрел на неё со своей мягкой внутренней улыбкой.
– Конечно, доченька! Я назвал тебя – Камилла, – произнёс он.
Девочки-соседки, которыми верховодила старшая Камилла (по желанию девочки будем звать её так), часто звонили в дверь тёщи, страдавшей артрозом, и просили поводок – выгулять Масю.
Покупали вскладчину сосиску, клали перед ним и наслаждались его комической жадностью.
Больше всех пёс признавал Камиллу, он знал, где она обитает – на нижнем, пахнущем улицей этаже, за чёрной, обитой дерматином дверью. И каждый раз, выходя на прогулку, тянул поводок к этой двери, задерживался, тщательно обнюхивал обшивку, полоску порога.
Однажды случилось несчастье – Мася пропал. И, казалось, навсегда.
Сколько сил было потрачено на поиски! Сколько выплакано слёз!
Убежал он во время сильной грозы – из офиса на первом этаже, незаметно увязавшись за женщинами, вышедшими покурить во внутренний двор.
Никто ничего не успел сообразить. Небо нахмурилось, треснуло и загрохотало. Перепуганный Мася, который и прежде во время грозы прятался под кровать, опрометью кинулся вслед за каким-то мужчиной, приняв его, вероятно, за уходящего Артура.
Артуру сообщили, он бросился к выходу – во дворе стояла водяная завеса. Выбежал на улицу – заливало глаза. Куда бежать? Большая Красная идёт под уклон, выскочившей собаке легче повернуть под горку, влево, и Артур побежал вниз. В беснующейся мути непрестанно сигналили ползущие машины, фары светили, будто из речных глубин. Лишь бы пёс не влез под колёса! Артур пробежал километр, осмотрел смежные улицы – нет! Значит, пёс со двора повернул вправо. Артур побежал вверх по Горького, облазил все переулки, огороженные стройки, закутки у мединститута, вышел к старой заставе, к разрушенной тюрьме, где сидел Пугачёв, к обрыву над Казанкой…
Когда стих ливень, обессилевший, столкнулся в садике с промокшей насквозь женой, которая еле дышала.
Они ничего друг другу не сказали. Нет у них больше собаки! Попала под колёса! Лежит где-то в мусорном баке!
Всей семьёй выезжали на поиски по несколько раз в сутки, расходились, лазили по свалкам, кричали в ночи имя. Однажды в дождливую темень мелькнула чёрная собачонка, лохматая, курчавая, такая же помесь с пуделем. Отираясь о стену, жалостливо глядела – хотела, чтобы её взяли. Очень этого хотели и собаки в приёмнике, куда во время поисков приезжали, – несчастные, втиснутые, как в крольчатники, в тесные ящики с сеткой, смотрели жалобно, особенно – согнувшаяся в три погибели немецкая овчарка с умными обещающими глазами…
Через четыре дня пришло время уезжать. Тёща от горя заболела. Выходила на балкон и рыдала. Между тем твердила, что будет искать до последнего. На поиски с нею увязывалась Камилла…
И однажды в квартире тёщи загремел стационарный телефон.
