Прозрачная тень - страница 7

Одной Мадам Вонг не повезло. Когда она загорала на пеленгаторной палубе, на неё село какое-то летающее неизвестное насекомое, незаметно заползло под мышку и уже там больно укусило нашу начальницу. Мадам Вонг ойкнула, после чего принялась бродить по судну и, поднимая руку, с довольным выражением на лице, демонстрировать всем желающим опухшую подмышку, которую судовой доктор уже помазал зелёнкой и утешил её рассказом о том, что и сам неоднократно попадал в подобные переделки, но, как ни странно, до сих пор жив и здоров.

Наконец, пройдя озеро Милафлорес, мы продолжили своё неспешное движение по последнему каналу Справа, на высоком, поросшем густой растительностью берегу, хорошо просматривалась скромная, сиреневого цвета, плита – памятник строителям Панамского канала, – на которой барельефом выступали два согнувшихся землекопа в широкополых шляпах и с мотыгами в руках. Это память о многотысячной армии наёмных рабочих, неимоверными усилиями которых был построен этот канал, а сколько их здесь погибло от непосильного труда и болезней – одному Богу известно. Поль Гоген спас от смерти своего друга, тоже художника, Лаваля, заболевшего здесь тропической лихорадкой. Деньги, вырученные за несколько недель каторжного труда, ушли на лечение друга и обратный путь в Париж.

Перед выходом в Тихий океан проходим два шлюза. Над последним из них сооружена застеклённая смотровая площадка, на которой расположились любопытные панамцы, с интересом наблюдающие за проходящими судами и работой шлюзов. Так тоже можно развлекаться. Мужчины и женщины, удобно расположившись в креслах, то и дело смотрят в бинокли и фотографируют, весело переговариваясь между собой…

Белозубый панамский полицейский помахал нам рукой на прощанье, и мы помахали ему в ответ, и уже над нами тонким арабеском взметнулся мост, соединивший два американских континента. Вечернее зеленоватое небо, фиолетовые с траурной каймой тучи, нежная полоска палевого заката на горизонте и расцвеченный вечерними огнями город Бальбоа, повсюду несметное количество яхт, словно гигантские белые чайки мирно покачиваются на пологих волнах. Уже в сумерках проходим острова Наос, Перико и Фламенко, объединённые между собой длинной автострадой, а чуть поодаль – бурого цвета скалу Сан-Хосе, поросшую чахлым кустарником. Всё это постепенно таяло в сумраке надвигающейся ночи, и только город Панама ещё долго сиял рельефными контурами своих небоскрёбов. В конце концов и его поглотила непроглядная, чёрная, как дёготь, тропическая ночь. Тихий океан, словно оправдывая своё название, встретил нас полным штилем. Наше судно медленно поворачивало на юг. Скоро нам предстоит пересекать экватор, а значит, праздник Нептуна не за горами, и кто-то с внутренним содроганием ждёт этого дня…

Гром нарастал, и вот уже серебряный лик луны, удивлённый и холодный, последний раз мелькнул и скрылся в серой мгле, однако праздник по случаю перехода экватора продолжался. «Русалка» Натали сидела на деревянном помосте откинувшись на спинку стула, закинув ногу на ногу, с бокалом в руках. Ей хотелось казаться весёлой и расслабленной, что удавалось с большим трудом: то ли грубая рыболовная сеть, накинутая на голые плечи, то ли тяжёлый сизалевый парик, от которого отвратительно воняло соляркой и машинным маслом, или ей было плохо от газированной воды с привкусом ржавого металла, плескавшейся в мутно-жёлтом бокале, а может быть, от соседства Нептуна, роль которого привычно и старательно исполнял старпом, постоянно таращившийся на её обнажённые ноги, – всё это сковывало её движения и не позволяло в полной мере радоваться праздничному дню. В то время как возбуждённый Нептун беспрерывно отпускал солёные непристойности и разбавлял их самодельными стихами, после чего требовал то или иное наказание для тех, кто впервые пересекал экватор. Черти, вымазанные сажей, начинали радостно выть, хватали несчастного новичка-грешника и тащили его на «заклание». В это время Лёша в костюме звездочёта, с усеянным разноцветными звёздами картонным колпаком на голове, держа в руках длинный свиток, предрекал каким-то гнусным голосом дальнейшую судьбу всем «грешникам». Роль русалки Натали нравилась всё меньше. Она ёжилась от прохладного ветра, а посиневший от холода «слуга», как заведённый, продолжал махать опахалом. Мне почему-то было не очень весело смотреть, как безропотно шли люди на истязания. «Доктор» обливал всех испытуемых фиолетовой жидкостью и запихивал в рот страдальцу жёлтые таблетки. Ветер трепал его белый халат, на котором снизу вверх было выведено чёрной краской: «Умри со смехом!» «Брадобрей» не скупясь громадным помазком мазал густой жёлто-оранжевой жижей лицо, грудь и ноги. Несчастного тут же хватали «черти» и засовывали в так называемое чистилище – узкий, длиной около трёх метров, короб, увешанный внутри грязным промасленным тряпьём, тот проползал его насквозь. На выходе его, ещё более грязного и почти невменяемого, опять хватали «черти» и с размаху бросали в «райскую купель», сколоченную из досок и покрытую брезентом, которая наполовину была заполнена морской водой. Полёт в купель мог проходить и вниз головой, и спиной, и боком – как придётся. Не давая жертве опомниться, его тут же извлекали наружу и, мокрого и дрожащего, подводили к Нептуну, где он получал кружку кислого вина и, кисло улыбаясь, залпом его выпивали. Нептун поздравлял его с успешно пройденным испытанием и вручал грамоту о прохождении экватора.