Прозрачный экран - страница 6

Немного охладившись от эйфории, я распахиваю калитку и выхожу на улицу. Передо мной стоит кавалерийский эскадрон. Лошади под всадниками (моими подчиненными казаками) нетерпеливо бьют копытами, собираясь отправиться в поход…

Внутри я слышу уже издевательский хохот моей интуиции и одновременно натыкаюсь взглядом на начало – переднюю часть кавалерийской колонны. Ее возглавляет одиноко стоящий рослый белый скакун, без всадника. Коня держит под уздцы мой ординарец…

Только идиот не догадался бы, что этот белый скакун ждет меня. И последний на сегодня малозначный «кадрик» № 154 – это зимние скачки!

Чтобы читатель понял мое, мягко говоря, беспокойство, необходимо напомнить, что у меня только-только срослась сломанная нога. Мне едва удавалось ходить и не хромать во время дублей, а о том, чтобы опираться на стремя травмированной ногой не могло быть и речи. По сути, для такого упражнения я был одноногим!

Не надо никого убеждать, что все мои силы теперь были брошены на масштабную кампанию по собственному самоуспокоению: «Генерал же не будет на галоп стартовать. Проедусь чинно, медленно, вразвалку».

С этими цементирующими мою уверенность мыслями подхожу к скакуну. Ординарец подсаживает меня в седло. С высоты своего положения осматриваюсь. Слева – деревянный забор. Справа – огромный операторский кран, похожий на динозавра «диплодока» с длиннющей шеей. А впереди через 15 метров начинается огромный сугроб. Еще через 7 метров за сугробом непрерывной стеной без всяких просветов выстроились припаркованные машины съемочной группы.

От нерадостной оценки места действия меня отвлек голос Кравчука, усиленный мегафоном:

– Андрей, рвани сходу порезвее. Покажи, как умеют казачьи генералы! Ты же умеешь.

Я согласно кивнул и промолчал. Но промолчал страшным и разнузданным матом.

Когда после предварительных команд на меня обрушилась главная «Начали!», я вынужден был ударить моего коника сапогами по бокам. Я успел свыкнуться с мыслью, что с позором выпаду из седла: «Хорошо бы в сугроб. От переломов раритетная одежда меня не спасет».

Скакун рванул от души. В длинном прыжке он преодолел начало сугроба. И почти тут же я резко потянул поводья на поворот. От падения меня спасла казацкая лука, за которую я на секунду ухватился одной рукой. Рядом в полном хаосе топтались остальные лошади головы эскадрона.

Перед вторым дублем из-под «диплодока» раздался голос режиссера:

– В принципе неплохо… но хочется побольше лихости.

Мне показалось, что голова сейчас взорвется от мата. Один из моих казаков, каскадер, позволил себе профессиональное замечание:

– После старта очень мало места для маневра. Лошади очень нервные существа. Если кто-то скакнет на машины, может кончиться плохо.

Кравчук нахмурился:

– Ну, постарайтесь аккуратнее. Это ваша работа.

Я не знал радоваться или нет, что автоматически был причислен к конным каскадерам. Но я совсем не обрадовался, когда мой ординарец (разумеется, тоже каскадер), который сидел верхом на своей лошади слева от меня, вытянулся в седле в мою сторону и предложил «помощь»:

– Андрей, чтобы режиссеру понравилось, я после команды стегану нагайкой по заднице Вашего мерина.

Всего было 7 дублей. Наверно, моему организму отчаянно надоели переломы, и он на этих авантюрных стартах просто врос в седло. По крайней мере, я ни разу не упал. Когда меня, совершенно обессиленного, переодевали в реквизиторском автобусе, выяснилось, что вспотел я гораздо больше, чем при съемках зимы в 40-градусную жару.