– А Гагик Арцруни? Вы говорите о нём едва ли не чаще, чем о своём царе, – северянин хотел разобраться в деле не на шутку.
– О, об этом старом лисе тоже забывать нельзя, он владеет большой частью армянских земель и не прочь прибрать к рукам оставшуюся. Тут стоит сказать, что когда-то нашему народу принадлежали земли от моря, которое ты называешь Хазарским, до Киликийского моря на западе и самого Понта на севере. Наши соплеменники до сих пор живут там в своих городах, но лишь малая часть этих земель управляется независимо. Что-то прибрали ромеи, что-то – арабы и другие народы, с которыми мы теперь соседи. Княжество Васпуракан отстояло свою свободу, я и сам оттуда родом – это прекрасные земли, там сердце нашей истории… Вокруг озера Ван столетиями стоят наши древние столицы, и когда-то, много веков назад, именно туда наш предок Айк, прародитель всех армян, привёл свой народ. В твои годы я часто видел это во сне: как три сотни мужей с семьями и дорожными вьюками выходят к голубым водам моего родного озера. Отчего-то мне всегда казалось, что это случилось зимой, когда горы и холмы кругом покрыты снегом и синева воды смешивается с небом, играя бликами на белой прослойке нашего мира между двумя стихиями… Я не был там много лет и иногда ужасно скучаю по пронизывающим ветрам, которые обдувают берега озера в зимние месяцы. Именно в зимние, летняя жара убивает величие природы…
Ингвар не умел с достаточным чувством реагировать на подобные речи, хотя тоска священника по родным местам была ему понятна.
– А почему не хочешь вернуться? – спросил он, чувствуя, что нельзя позволить повиснуть молчанию в такой момент.
– Не хочу? Да нет, я бы почёл за счастье погостить там немного, но теперь мне, слуге дома Багратуни, путь туда заказан. Васпураканом правит дом Арцруни, их древность и сила вкупе с обширностью подвластных земель даёт им основания бороться за первенство среди армянских князей, а Гагик, Глава дома, честолюбив без меры и не погнушается ничем, если это приведёт его к ещё большему могуществу… Когда-то он предал Смбата, отца нашего государя, а после того принял от арабского халифа царскую корону, заявив таким образом, что он ровня Багратидской династии.
– Там, откуда я родом, такое происходит сплошь и рядом, – пожал плечами Ингвар, – ярлы и князья могут делить меж собой города, воинскую добычу, да хоть бы и жён, они достаются тому, кто оказывается сильней, но это всех устраивает – ведь значит, такова воля богов.
– Люди везде одинаковы, мой друг, просто скрывают свои стремления под разными личинами.
Подъём кончился, и путь стал шире, всадники подстегнули коней, и разговоры смолкли. Для Ингвара это означало возможность вновь остаться наедине с собой. Последние дни научили его, что всё, виденное человеком своими глазами, может быть столь же обманчиво, как и то, что рассказывают другие. С армянами ему нравилось больше, чем с арабами, но, вероятнее всего, только из-за подробностей их первой встречи. Здесь в его сторону металось меньше косых взглядов, и здесь он чувствовал себя свободным, хотя новые товарищи (их он действительно мог назвать товарищами, ведь на этот раз он не имел никаких скрытых замыслов) не стремились принимать его как своего. Предводитель отряда ему нравился, правда, временами он был слишком многословен; беседы его занимательны, но Ингвару казалось, что священник больше рад возможности поупражняться в греческом, чем предоставить юноше дружеское общение.
