Три года. Три года мать тщетно убеждала себя в собственном счастье.
Полина вспомнила тот день три года назад, когда мать объявила о переезде из Петербурга в эту дыру под названием Зимнеградск. Тогда она разрыдалась впервые после развода родителей. Это оказалось хуже предательства – настоящее убийство всех её надежд. Петербург, пусть серый и дождливый, оставался настоящим городом с перспективами, возможностями, культурой. Там можно было мечтать, становиться кем-то, строить будущее.
– Ты не понимаешь, Полина, – говорила мать, методично складывая вещи в коробки. – В Петербурге мы никто. Там у нас будет своя квартира, хорошая работа, нормальная жизнь.
– Нормальная жизнь? В Зимнеградске? – Полина смотрела на неё с недоверием. – Там даже названия улиц звучат как диагноз!
– Тебя никто не спрашивает, – отрезала мать. – Тебе тринадцать лет. Ты будешь жить там, где я скажу.
– Папа бы никогда…
– Твой папа живёт в трёхкомнатной квартире с новой женой и её сыном, – голос матери звенел от напряжения. – И ни разу не предложил тебе остаться с ним. Так что хватит. Он сделал свой выбор.
Так они и оказались здесь – в Зимнеградске, маленьком городке в трёх часах езды от Петербурга. Достаточно далеко, чтобы не бывать там каждые выходные, и достаточно близко для постоянных воспоминаний о прошлой жизни.
Полина фыркнула, разглядывая свои ногти. Идеально накрашенные, как и всё в этой квартире. Несмотря на ужасный подъезд, мама постаралась с ремонтом. Большая гостиная с панорамными окнами, дорогой диван, стеклянный журнальный столик, картины на стенах, модные светильники, которые мать выбирала с таким энтузиазмом, будто они могли заполнить внутреннюю пустоту. Но пустота осталась. И стала только больше.
Да, у матери хорошая работа – менеджер в фармацевтической компании, частые командировки, достойная зарплата. У неё было всё необходимое – и даже больше.
Но какой смысл в дизайнерских вещах, если нет семьи? Какой смысл в красивой квартире, если она превратилась в проходной двор для случайных мужчин?
– Идиотка, – прошептала Полина, вставая и направляясь на кухню.
Желудок свело от голода. Она почти не ела уже три дня, но сейчас внутри всё горело. Она открыла холодильник и уставилась на содержимое: йогурты, фрукты, сыр. Всё выглядело аппетитно, но она не могла. Не могла.
Ей казалось, что она толстая. Что скоро станет такой, как Аля Кострова.
«Кострова».
Полина открыла телефон и пролистала фотографии, пока не нашла случайный снимок из столовой. Начала разглядывать фото с болезненным интересом. Аля выглядела как воплощение главного страха Полины – полная, рыхлая, в бесформенной одежде, лишь подчёркивавшей её полноту. Рыжие волосы собраны в неаккуратный хвост, на лице – ни грамма косметики, только веснушки и нездоровый румянец. На снимке Аля сидела за столом, держала в руках булочку и глупо улыбалась.
Полину передёрнуло от отвращения и страха одновременно. Страха, что однажды она может стать такой же. Что стоит ей расслабиться, начать есть нормально – и она превратится в такое же бесформенное существо, которое все будут игнорировать, высмеивать или, что ещё хуже, жалеть.
– Никогда, – прошептала она сухими губами. – Лучше сдохну.
Желудок снова свело, но она лишь отпила воды из стакана. Это пройдёт. Голод всегда проходит, если потерпеть. А она умела терпеть.
Вода была холодной, почти ледяной, и это немного успокоило.
