Пряники - страница 3



А на желтоватом листе бумаги в рабочей горнице Гостя византийского появилась последняя запись, начертанная рукой Лидии:

«Война убила мою любовь…»

Ария шарика

(невыдуманная история)

Федор Штоколов гордился не только своей фамилией, но и именем.

– Федор – это от Шаляпина, – говорил он, – а Штоколов – это Штоколов!

Смеялся, конечно, народ, да и сам Федор смеялся, потому что человек такой – веселый, смешливый, и говорил все шутейно.

Но по-настоящему он гордился своей профессией тракториста, потому как профессия эта делала Федора самым нужным человеком с весны и до весны. Тем более, что человек он был не жадный, ставка у него твердая и не только на все времена года, но и на все виды услуг. А услуги простые: огород вспахать, дрова там, навоз привезти, зимой – снег отгрести.

Вот, к примеру, огороды весной соседям надо вспахать. В связи с инфляцией ставки у разных ООО всякий год, а то и месяц, растут, а тут подходят к Федору: огород, дескать, надо вспахать, сколько возьмешь?

– У меня ставка одна, – солидно отвечает Федор, и добавляет: – в валюте.

– Сколько же это? – испуганно вопрошает потенциальный клиент.

– Литр, – кратко отвечает Федор.

– За сотку?

– Да, не-е – за всё, – Федор говорит без выпендрежа, просто, как факт.

За что его и уважали не только односельчане, но и дачники, которых развелось на селе больше, чем самих селян.

Но и обижались некоторые, в основном, конкуренты, такие же трактористы как он. Однако не били, трактор не взрывали, в топливный бак песок не подсыпали – как заведено в конкурентно-капиталистическом мире. Может, не привыкли еще, не влились в рыночную экономику, а может, из-за покладистого и веселого Федькиного характера. Он же этот литр со своими конкурентами и распивал.

Как бы-то ни было, постоянная такса Федора и сгубила. Пил, то есть он сильно. Каждый день. Жене его, Вере, это не нравилось. Да и какой жене понравиться, если разобраться.

Короче, думала она думала, ходила по разным там экстрасенсам, да бабкам, испробовала разные средства – а Федька пьет как пил, да еще песни распевает, как оглашенный, он же Штоколов, да еще Фёдор, почти Шаляпин. Вера как песню, какую услышит, в основном арии оперные или там «Дубинушку», да еще под аккомпанемент тракторного мотора, то знает – Федька домой возвращается. Не то, чтобы он буянил, скандалил или еще что иное, но какой бабе понравится, коли мужик каждый вечер пьяненький. Хотя, чего плохого-то, если разобраться?!

Одним словом, решила она использовать последний способ, услышанный ею от старой шорской шаманки – специально ведь в Таштагол ездила, бабку эту разыскивала. А способ простой: у собаки хвост отрубить да в вино крови с хвоста накапать и мужику того вина выпить дать – вроде как сразу пить бросает. То есть совсем.

Взяла она бутылку «Кагора» – церковного, между прочим, вина – о-хо-хо! – вино в шкаф поставила и момента ждет подходящего.

А тут как-то в субботу Фёдор с работы рано вернулся, поддатенький, конечно, но не шибко, негромко так поет: «Эх, дубинушка, ухнем…»

Вера его пение услыхала, быстро во двор, Шарика за шкирку и топором шмяк по хвосту, кончик, правда, только отрубила, жалко пса-то своего, крови – кап-кап – накапала с хвоста в поллитру и в дом. Шарик визжит, аж «Дубинушку» забивает, но в конуру залез, затих постепенно.

А вот и Федька, в избу заходит, сапоги стаскивает, носки в угол бросает и за стол.