Он усмехнулся, как будто я сказала чушь, а потом вдруг стал еще серьезнее, чем был.
– Может, перейдем на ты? Глупо притворяться, что мы не знакомы.
– А разве мы знакомы? – я постаралась изобразить самое неподдельное удивление, какое только смогла.
– Конференция по глобальному потеплению. У меня хорошая память на лица.
– Я помню, что вы там были. Но разве это можно назвать знакомством?
– Как угодно. Но видите, жизнь дает второй шанс, Элина.
От того, как он произнес мое имя, мне стало не по себе. Четко, проговаривая каждую букву, то ли смакуя, то ли чеканя с презрением. Мне показалось, что я впервые слышу свое имя звучащим вот так. А потом он улыбнулся. И я не могу сказать, что улыбка получилась неискренней. Я не знала, что ответить.
Положение спасла Софья, подойдя к нам. Мы перекинулись парой слов и продолжили совещание.
Этот раунд был за ним.
День за днем, совещание за совещанием. Я думала, этому не будет конца. Когда наступил последний официальный день переговоров, я начала терять чувство реальности. Как будто каждый день был «днем сурка», словно каждая фраза, которую я переводила для своих коллег, была сказана уже несколько раз вчера и позавчера. Помимо переводов я вела еще и протокол, который должна была резюмировать и выслать всем участникам встречи сразу после ее завершения.
Я уже допечатывала последние слова, когда резкий телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.
– Алло…
– Вы выслали протокол? – прогремел, нет, точнее, проскрежетал противный голос Сладкова.
– Высылаю.
– Быстрее. Сколько можно ждать?!
Я бросила трубку, едва не разбив телефон. В эту минуту я его ненавидела. Осознав всю глубину отвращения, я, наверно, должна была бы содрогнуться, но в тот момент мне было не до того. Допечатав, проверив и прикрепив файл со злосчастным протоколом, я нажала «Отправить». С робкой, но вожделенной мыслью: «Неужели можно наконец-то вздохнуть…» – я откинулась на спинку кресла. Голова гудела, в ушах звенело, я поняла, что невероятно устала. Я не могла вспомнить, когда испытывала подобное напряжение. Я знала, что это только начало, впереди еще очень много переговоров и презентаций, но этот первый лихорадочный этап, кажется, завершен. Я всегда отдавала много сил работе, это не было в новинку. Но сейчас все значительно усложнялось. Я, конечно, гнала от себя эти немилосердные мысли, я не хотела признаваться себе в том, что мне не все равно, что Леонард Марэ постоянно находится рядом, но почему-то каждый раз, когда я пыталась отвлечься или переключиться на кого-то другого или что-то другое, я всегда встречалась с ним взглядом или слышала где-то рядом его голос. А сейчас, сидя в кресле, я боялась, что, закрыв глаза, я увижу его лицо…
Меня резко выдернули из этого странного состояния, граничащего с коматозной эйфорией. Сладков распахнул дверь так, что она со всей силы ударилась о косяк.
– Что вы написали в этом протоколе? Вы хоть проверили информацию?! – О чем вы?
– Как о чем? О дате! Мы не назначали никакой финальной даты для подписания договора.
– Как… мы же остановились на восемнадцатом…
– Мы не останавливались на восемнадцатом! Мы всего лишь обсуждали это как возможность.
– Извините, Игорь, но кроме этой даты никакой другой предложено не было. Французы предложили именно ее, а господин Фридман согласился. Никто не возражал. Если это означает, что она не была утверждена, мне очень жаль, но я этого не поняла.
