– Мои родители и сестра умерли в Индии, когда мне не исполнилось и десяти лет. Вот почему я приехала в Англию. Сейчас я возвращаюсь туда отчасти для того, чтобы забрать их вещи. Там осталась пара сундуков.
Он посмотрел на нее поначалу так отрешенно, что ей даже показалось, что он не слышал ее слов. Потом встал, уронив стул.
– Они были убиты? – На его лице был написан неподдельный, даже чрезмерный ужас. – Их убили индийцы? – Он поморщился от отвращения.
Стыд зашевелился у нее под ложечкой и разлился по грудной клетке. Ей даже не верилось, что она высказала все это именно ему, ведь менее подходящего собеседника еще надо поискать. Но было слишком поздно – казалось, его ужасно поразила ее история.
– Нет. – Она выставила перед собой ладони, словно успокаивая его.
– Их застрелили?
Пожилая чета за соседним столиком с любопытством глядела на них.
– Нет, – ответила Вива.
– Так что же?
– Они просто умерли, – прошептала она, и ее захлестнула жаркая волна. – Вообще-то я не люблю говорить об этом. Произошла автомобильная авария. Где – не знаю. – Она терпеть не могла, когда ее собеседники интересовались деталями.
– Я не знаю, что сказать. Подскажите мне, что я должен сказать. – Он почти кричал, и она уже жалела, что открыла рот: кажется, она лишила его душевного равновесия. Теперь ей хотелось вернуть назад молчаливого мальчишку. Но тут Гай стремглав выскочил из столовой.
Когда она вышла на палубу, чтобы отыскать его, воздух был теплый и густой, а луна лежала в корзинке из облаков.
– Гай! – позвала она, но шум волн и слабое эхо музыки, доносившейся из бального зала, заглушили ее голос. Освещенные окна с пассажирами в них были похожи на серию жанровых картин: женщины играли в карты, седовласый мужчина доставал из кармана жилетки нож для обрезки сигар; веселая компания произносила тосты и смеялась. В темном углу возле дымовой трубы обнималась парочка.
– Гай? – Она подошла к шлюпкам; теплый ветер взъерошил ей волосы. – Гай, где вы?
Охотнее всего она оставила бы его «тушиться в собственном соку», но время шло, и Вива все сильнее и сильнее тревожилась за него. Такая почти истеричная реакция на ее рассказ, нежелание вылезти из этого ужасного пальто, хотя температура воздуха регулярно поднималась под 100 градусов, неискренность его улыбки, временами очень заметная, словно он был исполнителем главной роли в лондонском театре «Олд Вик»[19], – вдруг он теперь начнет бешено лаять, вместо того чтобы ходить, погруженным в себя?
После бесплодных поисков в пустых коридорах и на палубе А она наконец его отыскала – он лежал, вытянувшись во весь рост в шлюпке в своем длинном пальто. Курил сигарету.
– Послушайте, – сказала она. – У кучи людей умерли в Индии родители, так что не принимайте это слишком близко к сердцу. Да я и сама не очень переживаю. Еще мне плевать, как вы ко мне относетесь.
Луна нырнула за облако, но Вива видела влагу на его щеках и отчаяние в глазах. Он был пьян, точно пьян, и ему было больно.
– Почему жизнь такая ужасная? – спросил он.
– Совсем не ужасная, – возразила она. – Все меняется к лучшему. Зря я рассказала об этом, не знаю, зачем я это сделала.
– Они ушли из жизни. Навсегда.
– Да.
– Вся ваша семья. – Луна омыла его лицо зеленоватым светом. – Они ушли навсегда, – повторил он.
Она была почти уверена, что он снова подумал о себе.
– Нет, – сказала она. – Нет, я не верю в это. Не до конца верю. А вы?
