– Костик! Ты чудо! – кричала прямо в ухо Нюра, прыгая от радости и не выпуская из объятий мокрого и уставшего от игры Костика.
Клава плакала и прижималась к сырому хоккейному свитеру Костика. Смущённый общим вниманием, Костик прятал глаза и как мантру шептал слова: это просто игра.
И только удалось немного отвлечь девчонок, как перед Румянцевым, словно чёрт из табакерки, нарисовался корреспондент.
– Товарищ Александров! Пару слов для наших слушателей радио. Я потрясён вашей игрой и скоростью! Вы воевали?
– Это имеет какое-то значение? – сморщился Костик.
– Конечно! – искренне удивился корреспондент. – Страна пережила такую страшную войну и солдат, который прошёл её дорогами и теперь блистает на хоккейном поле, становится героем!
– Я воевал, но героем, ни там, ни здесь, себя не считаю. Я советский человек и делаю всё возможное, чтобы моя страна как можно быстрее вернулась к мирной жизни.
– Ещё один вопрос…
Румянцев отодвинул корреспондента в сторону и вместе со Звонарёвым, как охрана, увели Костика в раздевалку.
– О, видали! Любовь народа встречает героя прямо на выходе с поля! – крикнул Румянцев, как только они вошли в раздевалку.
Игроки засмеялись и не удержались от подколок.
– Всех девчонок города скоро заставишь любить хоккей!
– Что у тебя за одеколон, что девчонки на тебя вешаются?
– Это не одеколон! Это пот такой у него!
– Слышали, как его имя орали? Так до войны никому не кричали!
– После поездки задом не так кричать будут! Ты вот можешь спиной вперёд на бешеной скорости? А ещё и пас отдать! Точный, голевой!
– Ну, берегись, Константин, так просто по улицам города теперь не пройдёшь!
Румянцев подсел к Костику.
– Ты сильно не зазнавайся, у нас командная игра и каждый вложил в победу свою лепту. Но сыграл ты сегодня, действительно, блестяще. Так держать! И тогда не только местные корреспонденты будут брать у тебя интервью, но и столичные!
На выходе из раздевалки его выловила Катя и удивилась, когда на неё устремились две пары глаз с немым вопросом.
– Нюра, Клава, это Катя, – произнёс Костик и получил ощутимую пощёчину.
Быстров, оказавшийся за спиной Костика, прыснул со смеху. Нюра и Клава удивлённо переводили взгляд с Костика на Вениамина и Катю.
– Слишком молодо, тётушка, ты выглядишь. А страдаю от этого я, – развёл руками Костик.
Быстров после этих слов переломился пополам и ржал так, что остальные игроки команды сгрудились на выходе из раздевалки, и пытались понять безудержный смех товарища по команде.
Катя, которая собиралась уйти, отошла всего на несколько шагов и остановилась, обернувшись к Костику. Происходящее её озадачило и заинтересовало.
– Бьёт, значит, любит, – пробормотала Нюра и глубоко с шумом вздохнула.
Быстров уже ржал так, что партнёры по команде держали его, чтобы тот не свалился на пол. Костик смотрел на Катю и не знал, что сказать. Все слова вылетели из головы, а мысли разбегались и путались. Его лицо пылало, словно от беснующегося в топке огня. Клава с широко открытыми глазами, казалось, боялась дышать. И только Нюра сделала шаг в сторону Кати и протянула руку.
– Родная тётя Константина, Нюра, – махнула рукой за спину. – Моя лучшая подруга Клава. А вы девушка Костика?
Катя обвела взглядом всех и прыснула от смеха. За ней пошла цепная реакция. Нюра, Клава, Костик и вся команда.
Оставшись один в комнате общежития, где разместили команду, Костик долго лежал с открытыми глазами на скрипучей панцирной кровати и смотрел в потолок. Тени от веток яблони под окном, причудливо сплетали теневые узоры, к которым примешивались предметы, стоящие на пути фонарного света.
