Но дело не только в количестве ссылок на Павлова. Дело в том, что Павлов для Выготского – это ученый, создавший такую методологию изучения деятельности мозга и поведения, которая должна служить образцом для разработки методологии психологической науки. Ядром методологии является для Выготского понятийно-терминологический аппарат науки, который позволяет ясно, однозначно и логически непротиворечиво описывать эмпирические факты, связывать их между собой и делать теоретические обобщения, т. е. аппарат, который связывает воедино факты и понятия. «Научное исследование фактов, – писал он, – тем и отличается от регистрации, что оно есть накопление понятий, оборот понятий и фактов с прибылью понятий». В этой связи Выготский говорит о Павлове: «Всякое открытие в науке, всякий шаг вперед в эмпирической науке есть всегда вместе с тем и акт критики понятия. И. П. Павлов открыл факт условных рефлексов; но разве он не создал вместе с тем новое понятие; разве прежде называли рефлексом выдрессированное, выученное движение?» А теперь еще несколько цитат из Выготского:
«И всем успехом Павлов обязан огромной методологической последовательности прежде всего в языке. Из главы о работе слюнных желез у собак его исследования превратились в учение о высшей нервной деятельности и поведении животных исключительно потому, что он поднял изучение слюнной секреции на огромную теоретическую высоту и создал прозрачную систему понятий, легшую в основу науки. Принципиальности Павлова в методологических вопросах надо удивляться, его книга вводит нас в лабораторию его исследований и учит созданию научного языка…
И когда Павлов ввел в лабораториях штраф за употребление психологических терминов, то для истории науки это факт не меньшего значения и показательности, чем спор о символе веры для истории религии. Только Челпанов может над этим посмеяться: ученый не в учебнике, не в изложении предмета, а в лаборатории – в процессе исследования – штрафует за неверный термин. Очевидно, штраф налагался за беспричинное, беспространственное, неопределенное, мифологическое мышление, которое врывалось с этим словом в ход исследования и грозило взорвать все дело, как у американцев – внести отрывочность, бессистемность, вырвать фундамент».
«Величайшая дисциплина мысли лежит в основе павловского штрафа: такая же дисциплина духа в основе научного понимания мира, как монастырская – религиозного. Тот, кто придет в лабораторию со своим словом, вынужден будет повторить пример Павлова. Слово есть философия факта; оно может быть его мифологией и его научной теорией».
Ни один из ученых, труды и взгляды которых рассмотрены Выготским в данной работе, не получил у него такой высокой, можно сказать, высочайшей оценки, как Павлов. И это в то время, когда еще никакого официального культа И. П. Павлова не было и в помине.
Работа Выготского «История развития высших психических функций» написана в 1931 г. Именной указатель показывает, что в первых пяти ее главах, в которых развита культурно-историческая теория, имеется 12 ссылок на Келера, 11 – на Титченера, 10 – на Павлова, по 9 – на Бюлера и Вундта, 7 – на Левина, 5 – на Штерна, 4 – на Аха.
Одно из центральных положений культурно-исторической теории – это овладение человеком своим собственным поведением благодаря использованию знаков. Это положение самым прямым и непосредственным образом связано, во-первых, с двумя общими принципами павловской рефлекторной теории: с принципом сигнальности в деятельности коры и с принципом образования временных связей – и, во-вторых, с павловским же представлением о второй сигнальной системе, о коренном отличии благодаря слову высшей нервной деятельности человека от высшей нервной деятельности животных. Рассмотрим ход мысли Выготского, предоставив слово ему самому.
