Мы же полагаем, что сущностной ошибкой Эдуарда фон Гартмана в вышеприведенном фрагменте было лишь утверждение, что «человек… лишен свободы..». Напротив, сам факт жизни – это и есть величайший дар свободы и самости, который только и могла сотворить вот эта поразительная и проявляемая таким образом «энтелехия» объемной реальности, сотворив попутно и явленный мир – или, как предпочитают говорить наши ученые коллеги, простанственно-временной континуум – в котором эти дары могут быть получены и оценены. Считать, что такая оценка в принципе может быть выведена без феноменов страдания и со-страдания – это от недомыслия. И поэтому феномены такого рода идут «в пакете» с основными дарами и никак не иначе. Такова цена подлинной свободы и состоявшейся самости человека.
Что же касается заброшенности, одиночества и вообще некой изоляции человека от вот этой первородной сущности, то у этой сущности очевидно «хватает ума» не разбивать золотые яйца своего дара – как это с завидной регулярностью делают наши братья по разуму, убегая от свободы, обращаясь к «предсказателям судеб» и проч. – и до поры проявляться лишь по особым случаям. Парадокс наличия свободы воли у человека и непроявленной сущности, которая будто бы «стоит» за всем этим, решается именно таким мудрейшим образом.
И далее, имей Эльм Каро возможность прозревать будущее, он бы, конечно, обратил внимание и на такие «жизнерадостные» определения главных экзистенциалов поднимающегося в XX веке философского течения, как смерть, изоляция, бессмысленность, и, возможно, с удивлением узнал бы, что это и есть важнейшие условия реализации четвертого приоритетного экзистенциала – свободы.
Возвращаясь к этическим позициям Эдуарда фон Гартмана, отметим, что пессимизм, с точки зрения этого выдающегося философа и ученого, был свидетельством отсутствия каких-либо неоправданных иллюзий, личностной зрелости и мужества. «Если есть что-либо, – писал Гартман, – что поможет человеку приобрести профессиональное мужество, силу, бодрость, выдержку и спокойствие как противовес риску выполнения долга, – это пессимизм».
По-видимому, последним великим философом Нового времени, рассматривавшим этическую проблематику с позиции заложенных в психике человека фундаментальных регулятивных принципов, был Фридрих Ницше, притом что его имя не упоминается в числе авторов, исследующих концепцию бессознательного, а сам термин «бессознательное» им вообще нигде не употреблялся. Ницше предпочитал такие категориальные обозначения рассматриваемой сферы психического, как «высшая инстанция», «руководящий комитет», «общий сенсориум» и проч. В своем главном труде «Воля к власти. Опыт переоценки все ценностей»», впервые изданном в 1901 году, Ницше приписывает данной инстанции базисные интенции, которые явно конфликтуют с общественной моралью не только современной ему эпохи, но и всех последующих цивилизационных периодов, включая Новейшее время. В этой работе, изданной лишь после смерти Фридриха Ницше, базисная интенция бессознательного, обозначенная его великим предшественником Шопенгауэром как воля к жизни – а Ницше, безусловно, осознавал и признавал важность такого определения динамической основы категории реальности – была интерпретирована и дополнена интенцией воли к власти.
Этот последний феномен в самом кратком описании предстает следующим образом: «Каждое специфическое тело стремится к тому, чтобы овладеть всем пространством, возможно шире распространить свою силу (его воля к власти) и оттолкнуть все то, что противится его расширению. Но тело это постоянно наталкивается на такие же стремления других тел и кончает тем, что вступает в соглашение („соединяется“) с теми, которые достаточно родственны ему – таким образом они вместе составляют тогда заговор, направленный на завоевание власти. И процесс идет дальше…» (Ф. Ницше, цит. по изд. 1994). Роль инстанций психического в обеспечении такой вот экспансии носителей жизни Ницше понимал настолько глубоко, что к некоторым его идеям представители современной психологической науки только еще «подбираются».
