– Так, значит, – заговорил в ответ отчим, словно бы вбивая словами гвозди, – передайте ей, что все подъезды к Волховстрою (населённый пункт Ленинградской области) перекрыты! Если она только сунется – её тут же встретят, ждите, я буду часа через 2—3, держите её пока там!»
Я не поинтересовался тогда, а потому не знаю и теперь, кем были перекрыты «подъезды к Волховстрою» – милицией, или бандитами, или ещё кем, шлагбаумами, к примеру, но Наталья, услышав речь отчима в телефоне (динамик в трубке был достаточно громкий), как-то сразу ему поверила и тут же изменила своё решение:
– Я всё поняла, я остаюсь, перезвоните ему, что я останусь, не надо приезжать, пусть не приезжает!
Что было в голове у Натальи – то ли она решила, что отчим её здесь же начнёт избивать, то ли старые ассоциации с подобным поведением, или вообще свои фантазии, но страх перед отчимом сработал.
Я тут же перезвонил отчиму:
– Слушайте, можно уже не приезжать, Наталья тут у нас всё услышала, всё поняла, остаётся.
– Ага, – отвечает отчим, – ну, да, ну я уже в пути, буду через часок-полтора, держите её там пока! (Вот интересно, а каким образом в его воображении мы должны были держать Наталью в реабилитационном центре, где невозможно никакое насильственное удержание? И ведь их об этом предупреждают…)
Так или иначе, это сообщение отчима было уже лишним. Лицо Натальи из страдальческого моментально превратилось в панически испуганное:
– Если он сейчас приедет, я здесь не останусь! – забормотала она в ужасе.
Абсурд ситуации стал уже как-то напрягать.
– Вы, конечно, делайте как знаете, – осторожно заговорил я с отчимом, – просто несолидно как-то – Вы сейчас к нам, она – от нас, ну, и будете за ней бегать туда-сюда, искать её, догонять – ну, несерьёзно. Давайте так: вот она, как только куда-то побежит, мы сразу Вам – р-раз! – и звоним, а Вы её уже тогда подхватываете.
– Ну да, ну да, всё правильно, да, логично, – задумчиво согласился отчим и через несколько секунд, понизив голос, заговорщицки: – А то, может, всё-таки приехать, а?..
Как я уже упоминал, образ Преследователя – это зачастую такой образ, реакция на который видна по пациенту даже в отсутствие самого Преследователя. Помню, как навстречу мне с красным лицом, полным неподдельного страха, неслась одна из пациенток с криком: «Папа приехал!» – при том что внешне он не производил какого-либо смертоносного или опасно-агрессивного впечатления. Просто приехал человек, такой приличный, аккуратный, в костюме и в возрасте, впервые за две недели пребывания её в Центре. Он и сделать-то или сказать ничего ещё не успел.
Подобная же реакция на отца вспоминается мне со стороны сына у молодого человека по имени Пётр: огромные глаза на искажённом ужасом лице: «Только не в монастырь! А-а, я знаю папу, захочет – его уже не переубедить!»
Собственно говоря, речь идёт о необходимости терапевтического альянса, т.е. важно, чтобы созависимый сотрудничал с психологами и консультантами, а не навязывал им свою линию (кстати, не менее вредно для успеха терапии и замалчивание своего мнения со стороны зависимых или созависимых, но об этом в следующих главах).
Созависимый же, как правило, не склонен сотрудничать. Ему более или менее свойственно либо пытаться переложить на психолога ответственность («Посоветуйте, Вы же психолог!»), либо игнорировать психолога как такового («Вы, конечно, авторитет, но мы лучше сами разберёмся»).
