Психология счастья и оптимизма - страница 21

Напротив, были историческая перспектива, чувство великой Родины и сознание необходимости совместной борьбы и самоотверженного труда за общее благо. Для большинства советских людей это были необходимые составляющие их представлений о счастье. За годы перестройки и экономических реформ высокий смысл этих надличных или, точнее, «сверхличных» ценностей человеческой жизни оказался девальвированным, лишенным прежних значений. О них стало не принято публично высказываться, а если все же говорить, то как-то невнятно, с оговорками и извиняющимися интонациями.

Это более чем странно, поскольку на самом деле речь идет не о каких-то «пережитках социализма», не о чем-то сомнительном, исторически не выверенном, а о ментальных, всегда высоко чтимых в русской среде чувствах и понятиях. «Счастье Родины я ставлю на первый план», – эти гордые слова произнесены отнюдь не передовиком социалистического производства и членом КПСС, а русским генералом-эмигрантом А. И. Деникиным, человеком весьма далеким от идеологии и практики социализма, но имевшим мужество перед лицом смерти заявить немцам, что он служил и служит только России. И эти высокие слова в равной мере могли принадлежать каждому из поколений русских людей, выходцев из разных социальных слоев и эпох, начиная уже с того безвестного автора «Слова о погибели Русской земли», с такой подкупающей нежностью и беспримерностью для средневековой лексики выразившего свои патриотические чувства: «О, светло светлая и украсно украшена земля Русская» (см.: Георгиева, 1998, с. 42).

К сожалению, современное российское общество осталось без идеалов, вдохновляющих и духовно укрепляющих идей, способных придать смысл нашему национальному бытию и историческому существованию в мире. Демократические свободы и права человека, о которых так много говорилось и говорится в последние годы как о важнейших завоеваниях новой власти и проводимого курса реформ, мало чем могут помочь в этом плане. При всем огромном значении этих прав и свобод в становлении современной мировой цивилизации и гуманистического мышления практика их реализации в нашей стране, к сожалению, очень быстро обернулась многими негативными сторонами, что окончательно лишило их возможности претендовать на роль новой национальной идеологии. Опросы последних лет показывают, что в обществе нет большого энтузиазма и идеализации этих ценностей. Более того, все больше людей (по некоторым данным, не менее половины опрошенных) готовы даже поддержать введение цензуры в СМИ. И вообще наивно полагать, что на пороге третьего тысячелетия традиционные идеи буржуазного общества и западной цивилизации могут приобрести духовный смысл и центрирующий характер для народа, которому исторически только хлеба и зрелищ было всегда мало, а принципы «все продается – все покупается», «подешевле купить, подороже продать» и вовсе глубоко не симпатичными и чуждыми. «Не удавиться ли мне?» – думает Счастливцев, один из персонажей пьесы Островского «Лес», когда он на несколько дней оказывается в состоянии полного материального благополучия и сытости.

К тому же не следует забывать, что буржуазное общество само больно, больно давно и неизлечимо, и это осознали многие наши соотечественники – известные деятели культуры, ученые, представители духовной религиозной мысли и т. д., волею судеб оказавшиеся сразу после Октябрьской революции на Западе. В своих критических статьях, полных тревог и озабоченности за будущее вынужденно покинутой им Родины, они в то же время не обольщались «прелестями» западного образа жизни. «Мы знаем, – писал в 1930-е годы Г. П. Федотов, находясь во Франции, – что западная цивилизация тяжко больна; международные столкновения – лишь один из симптомов общего недуга. И по устранению их остается возможность социальных потрясений, моральных кризисов, духовных бурь. В конце концов, вопрос о спасении нашей культуры есть вопрос духа» (Федотов, 1992, с. 315).