Елена осмотрелась. Ресторан был заполнен примерно наполовину. За дальним столиком сидела элегантная пожилая пара, тихо беседующая друг с другом. В углу – три деловых человека, обсуждающих какие-то графики на планшете. Атмосфера была камерной, располагающей к конфиденциальным беседам.
– Как продвигается твоя работа с аддикциями? – спросил Савченко после того, как официант удалился. – Я слышал, ты взяла несколько сложных случаев для исследования.
– Да, работаю с тремя пациентами, у которых сексуальная аддикция сочетается с творческими способностями, – ответила Елена, отпивая вино. – Интересная корреляция между сублимацией и аддиктивным поведением. Хотя кафедра уже дважды намекала, что без значимых результатов грант могут не продлить.
– Академическая бюрократия, – Савченко покачал головой с понимающей улыбкой. – Всегда ценят количество публикаций над качеством открытий. Я читал твою последнюю статью. Впечатляющие результаты.
Елена почувствовала привычную гордость от его одобрения. Несмотря на то, что они давно уже были коллегами, а не учителем и ученицей, мнение Савченко по-прежнему много значило для неё.
– Спасибо, Валерий Дмитриевич. Хотя я всё ещё считаю, что методика требует дополнительной валидации.
– Помню, как ты разрабатывала этот подход, – в глазах Савченко мелькнула ностальгия. – Твоя магистерская работа уже содержала элементы того, что позже стало «символическим отражением». Ты всегда была не по годам проницательной.
Елена вспомнила те долгие вечера в его кабинете, обсуждение первых экспериментальных сессий, его поддержку, когда другие преподаватели сомневались в научности её подхода.
– Вы многому меня научили, – искренне сказала она.
– Я лишь давал направление, – он отмахнулся. – Талант был твой.
Савченко сделал глоток вина и внимательно посмотрел на неё.
– У меня как раз есть предложение, которое может помочь с этим, – его голос стал чуть тише. – Существует определённый круг специалистов, которые интересуются… скажем так, нестандартными подходами к травматическим расстройствам.
– Вы говорите об экспериментальной терапии? – спросила Елена с интересом.
– В некотором смысле, – Савченко слегка наклонился вперёд. – Точнее, о клубе для избранных специалистов и пациентов с особыми запросами. Место, где можно исследовать методики, которые не всегда впишутся в формальные этические протоколы, но при этом дают потрясающие результаты.
Елена почувствовала, как мышцы живота непроизвольно напряглись. Слова Савченко звучали одновременно интригующе и тревожно.
– Вы имеете в виду что-то, выходящее за рамки профессиональной этики? – осторожно спросила она.
– О, нет-нет, – Савченко рассмеялся, словно она сказала что-то забавное. – Просто есть методики, которые трудно объяснить консервативному научному сообществу. Методики, требующие большей… интимности в работе с пациентом.
Лицо Савченко оставалось безупречно серьёзным, но что-то в его глазах – какой-то плохо скрываемый блеск – вызвало у Елены внутренний дискомфорт. За годы работы под его руководством она привыкла к академической строгости Савченко, его непреклонной приверженности научной методологии. Этот новый тон, эти намёки казались не свойственными ему.
– Интимности? – переспросила она, сохраняя профессиональный тон, но ощущая, как что-то внутри предостерегающе сжимается.
– Психологической, разумеется, – улыбнулся Савченко, растягивая слово так, что оно приобретало дополнительные оттенки смысла. – Хотя границы профессионального и личного бывают… удивительно проницаемы. Работа с глубинными травмами требует особого пространства доверия. Мне кажется, твоя методика символического отражения идеально вписалась бы в концепцию клуба.
