Читать онлайн Святослав Ветошкин - Психология страсти. Том 2



© Святослав Ветошкин, 2025


ISBN 978-5-0067-1854-8 (т. 2)

ISBN 978-5-0065-9874-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Том 2

Глава 12: Журналист

Часть 1: Встреча с тенью

Голос дрожал по ту сторону телефона, но слова были четкими, выверенными, словно заранее отрепетированными. Елена отметила характерный паттерн речи – повышенная артикуляция при одновременной вокальной нестабильности, типичный признак адреналинового возбуждения, сдерживаемого когнитивным контролем.

– Доктор Северова, меня зовут Антон Рябов. Я журналист «Независимого обозрения». У меня есть информация о клубе «Пандора», которая может вас заинтересовать.

Елена сжала трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев – соматический симптом активации периферической нервной системы. Интенсивность реакции удивила её саму. Самодиагностика: тревожное возбуждение с элементами дереализации. Как он узнал о её связи с клубом? Она молчала, оценивая оптимальную стратегию коммуникации, и Рябов продолжил:

– Я знаю о пропаже вашего пациента, Кирилла Орлова. И о второй пропаже тоже. Я веду расследование уже полгода. И мне нужна ваша помощь.

Встречу назначили в непримечательном кафе в центре города, подальше от её кабинета, подальше от клуба. Нейтральная территория. Классическая локация для транзакций высокого риска – достаточно людно для безопасности, достаточно анонимно для конфиденциальности. Рябов оказался моложе, чем она ожидала – около 35, с карими глазами, демонстрирующими гипербдительность травмированного человека, постоянно сканирующего среду на предмет угроз. Периферическое зрение, характерно расширенные зрачки, минимизация времени моргания – все признаки хронифицированного стрессового состояния.

– Антон Рябов, – он протянул руку, улыбка не затронула орбитальных мышц глаз – признак неконгруэнтности эмоционального выражения. – Спасибо, что согласились встретиться.

– Я здесь только потому, что вы упомянули моего пациента, – Елена не пыталась смягчить голос, сознательно выбирая стратегию доминантной коммуникативной позиции. – Откуда вам известно о Кирилле?

Рябов достал из потрепанной кожаной сумки толстую папку и положил на стол между ними. Жест имел театральную компоненту – демонстративное представление доказательств, рассчитанное на психологический эффект.

– Два года назад я начал расследование о клубе «Пандора», – сказал он, нервно постукивая пальцами по папке, выдавая скрытое напряжение при внешнем контроле. – Все началось с анонимного сообщения от девушки, утверждавшей, что в клубе применяют какие-то психологические методы для контроля сознания. Тогда я не воспринял это всерьез. Клуб для богатых извращенцев, обычная история, – он вздохнул, глубокий диафрагмальный выдох, типичный для высвобождения эмоционального напряжения. – А потом начали пропадать люди.

Рябов открыл папку. Фотографии, документы, распечатки электронных писем. Елена узнала лицо Кирилла, а рядом – еще четыре фотографии. Незнакомые люди, трое мужчин, одна женщина. На каждом снимке она машинально отмечала микровыражения – индикаторы психологического состояния, запечатленные объективом в момент съемки.

– Пять исчезновений за два года. Все они посещали клуб «Пандора». Все они исчезли без следа. И вот что интересно… – он перевернул страницу, движением, рассчитанным на усиление драматического эффекта, – все они были чьими-то пациентами. Психологами, психиатрами, психотерапевтами.

Он протянул ей лист с именами специалистов. Елена пробежала глазами по списку и почувствовала, как активируется миндалевидное тело – нейрофизиологический центр страха, посылающий импульсы к надпочечникам. Имя Савченко было третьим в списке.

– Ваше имя – последнее в этом списке, доктор Северова, – Рябов внимательно следил за её реакцией, его зрачки расширились, демонстрируя повышенное внимание к микросигналам. – И вы единственная, кто начал задавать вопросы.

– Что вам нужно? – спросила она, сознательно стабилизируя дыхание, активируя парасимпатическую нервную систему для контроля над внешними проявлениями тревоги.

– Сотрудничество, – он взглянул ей прямо в глаза, устанавливая интенсивный визуальный контакт, типичный для попытки формирования доверительной связи. – У меня есть информация, но мне нужен доступ в клуб. У вас есть доступ в клуб, но не хватает информации. Мы можем помочь друг другу.

Елена коснулась фотографии Кирилла, неосознанно выполняя хаптический якорь – сенсорное подкрепление эмоциональной связи с пациентом.

– Вы знаете, где они? Они живы?

– Я не знаю, – честно ответил Рябов, его тон изменился, уровень просодической экспрессии снизился, что типично для сообщения негативной информации. – Но я уверен, что в клубе происходит что-то намного более серьезное, чем секс-игры для элиты. И я думаю, что вы тоже это подозреваете.

Он перевернул еще несколько страниц и остановился на фотографии, от которой у Елены перехватило дыхание – типичная реакция диафрагмального спазма при внезапном эмоциональном шоке. Александр и Савченко, улыбающиеся, поднимающие бокалы с шампанским на какой-то торжественной церемонии. Но что поразило Елену больше эксплицитного содержания, так это язык тела обоих мужчин – синхронизированные позы, конгруэнтное направление взгляда, открытый разворот корпуса друг к другу. Все невербальные маркеры подлинного раппорта, а не имитации дружеских отношений.

– Александр Волков, – сказал Рябов, отслеживая траекторию её взгляда. – Вы, кажется, познакомились с ним недавно? Один из основателей клуба «Пандора», вместе с Валерием Дмитриевичем Савченко. Они начинали это как проект для… – он перевернул страницу, читая, – «прогрессивных методов психологической разгрузки для людей с высокой ответственностью». На деле – элитный клуб по интересам с ВИП-клиентурой. Крупные бизнесмены, политики, творческая элита.

Он показал еще несколько фотографий, где Александр и Савченко были запечатлены вместе. На некоторых присутствовала молодая женщина с длинными темными волосами, с печальными глазами. Елена мгновенно отметила признаки диссоциативной отстраненности в её взгляде – характерное «отсутствующее присутствие», когда часть сознания словно отключена от происходящего.

– Это Анна, жена Александра Волкова. Пропала без вести три года назад. Официальная версия – самоубийство, тело не найдено. Волков утверждает, что после её исчезновения он отошел от дел клуба, обвиняя Савченко в… – он замялся, подбирая слова, демонстрируя когнитивное затруднение в вербализации сложного концепта, – «экспериментах». Только вот эта фотография, – он указал на снимок, где Александр и Савченко обнимались, улыбаясь в камеру, демонстрируя микровыражения подлинного удовольствия от контакта, – сделана год назад. Уже после предполагаемой смерти Анны и предполагаемой вражды между ними.

Елена почувствовала, как активируется передняя поясная кора – область мозга, отвечающая за когнитивный диссонанс, за конфликт между имеющейся ментальной моделью и новыми данными. Александр солгал ей? Или всё сложнее? Психика редко функционирует в режиме простых дихотомий.

– Откуда у вас эти данные? – спросила она, наблюдая за микро-напряжением лицевых мышц Рябова.

– У журналистов свои методы, – уклончиво ответил он, избегая прямого визуального контакта – типичный маркер нежелания раскрывать полную информацию. – Важно не это. Важно то, что Волков либо продолжает сотрудничать с Савченко, либо ведет какую-то свою игру. И вы, доктор Северова, стали её частью.

Он закрыл папку и облокотился на стол, наклоняясь ближе – вторжение в интимную дистанцию как средство интенсификации коммуникации.

– Я могу предложить вам сделку. Вы помогаете мне получить конкретные доказательства того, что происходит в клубе, а я публикую материал, который остановит всё это. Эксклюзивное интервью с вами как с экспертом, подтверждающим этические нарушения в экспериментальных методиках. Анонимно, конечно.

– Вы хотите использовать меня как приманку, – констатировала Елена, отмечая, как её собственная психика автоматически переходит в режим профессионального дистанцирования, защитного механизма от эмоционального вовлечения.

– Я хочу найти пропавших людей, – Рябов не отвел взгляд, удерживая зрительный контакт дольше социально комфортного периода – признак либо искренности, либо хорошо отрепетированной манипуляции. – И думаю, что вы хотите того же.

Елена помолчала, обдумывая услышанное. Да, она хотела найти Кирилла. Да, она начала подозревать, что клуб – нечто большее, чем место для удовлетворения темных фантазий элиты. Но доверять этому журналисту…

– Мне нужно подумать, – сказала она наконец, сознательно выбирая стратегию отсрочки решения для получения психологической дистанции от ситуации высокого эмоционального давления.

– Конечно, – Рябов достал визитку и положил на стол – жест ритуализированного бизнес-этикета, создающий иллюзию нормальности в ненормальном контексте. – Но не думайте слишком долго. В последний раз, когда я приблизился к клубу, меня предупредили более… физическими методами.

Он закатал рукав, обнажая длинный шрам на предплечье – рубцовая ткань с характерными признаками хирургического вмешательства. Не случайная травма, а целенаправленное повреждение.

– Будьте осторожны с Волковым, доктор Северова. Его история о мести может быть такой же фальшивой, как и его вражда с Савченко.


Дождь барабанил по крыше автомобиля, создавая звуковую текстуру с сенсорно-редуцирующим эффектом – монотонность, способствующая гипнотическому сужению внимания. Елена ехала к особняку Александра, наблюдая за зеркальной игрой капель на лобовом стекле – симметричные лабиринты, мгновенно формирующиеся и распадающиеся, словно метафора её ускользающего понимания ситуации.

Она не предупреждала о визите – сейчас ей нужны были не продуманные ответы, а первые, инстинктивные реакции. Базовая техника из арсенала клинической психодиагностики – спонтанность как метод проникновения сквозь защитные механизмы психики.

Особняк Александра возвышался темной громадой за коваными воротами, архитектурное выражение властного доминирования, подчиняющее себе пространство. Охранник узнал её и без вопросов пропустил – предсказуемый результат для человека, уже включенного во внутренний круг доверия. В холле её встретил дворецкий, чья безэмоциональная маска профессиональной невозмутимости, казалось, отражала её собственную попытку сохранить клиническую отстраненность.

– Господин Волков в кабинете, – сообщил он. – Проводить вас?

– Я найду дорогу, – ответила Елена, выбирая автономность как стратегию сохранения контроля над ситуацией.

Идя по длинному коридору, она замечала, как интерьер дома отражает психологический портрет его владельца – строгая геометрия линий с неожиданными асимметричными элементами, тёмные тона с вкраплениями насыщенного красного, современное искусство с явными архетипическими мотивами. Визуализация психической структуры с сосуществованием порядка и хаоса, контроля и импульсивности.

Александр действительно был в кабинете – с бокалом виски цвета темного янтаря в руке, перед ноутбуком, экран которого отбрасывал синеватое свечение на его лицо, создавая эффект частичной маски, освещающей лишь фрагменты лица, оставляя другие в тени – визуальная метафора раздвоенности. Услышав её шаги, он поднял голову, и улыбка, появившаяся на его лице, казалась искренней – полная активация зигоматических мышц с соответствующими периорбитальными складками, синхронная дилатация зрачков.