Ощущение покоя и одновременно ожидания, когда желание уже удовлетворено, но демоны, тревожившие меня с ночи, не утихомирились, потому что так и не получили ответа на главный вопрос. Этот вопрос не дает мне покоя с выпускного класса, с того трагического вечера, когда свидание с одноклассницей закончилось для меня тюремной камерой. Почему она посмеялась надо мной, влюбленным в нее мальчишкой, ведь я готов был поклясться, что наш интерес был взаимным. Но когда я попробовал поцеловать ее, она холодно отстранилась. Призналась, что давно встречается с другим парнем, правда они неделю как поссорились, и ей захотелось ему досадить. Я сказал, что это не имеет значения, я прощаю ее, но в ответ прозвучал такой высокомерный смех, что разум мой словно помутился. Нет, я не насиловал ее, только тряс, как безвольную куклу, и бил по щекам, чтобы она вымолвила хоть слово, а она всхлипывала и ничего не говорила, словно издеваясь надо мной, словно не понимая, что своим безразличием сводит меня с ума. В психбольнице меня поместили вместе с сумасшедшими, и то, что я пережил, сделало меня таким, какой я есть. Инсулиновый шок! Раз за разом, неделя за неделей. И садист-доктор, пытающийся разодрать мое сознание надвое. Но я выжил, я обманул их всех и теперь стою возле женщины, ставшей мне такой близкой, такой желанной, стою, тревожась, потому что не знаю, что меня ждет.
Набрасываю на незнакомку плащ; она успела привести себя в порядок и теперь, одетая, повернулась ко мне, она выжидает, опираясь спиной на стену и внимательно за мной наблюдая, она понимает, что впереди – главные испытания. Достаю нож и делаю шаг к женщине, тело которой оказалось таким завораживающе упругим, а она начинает выть грудным голосом, и кажется, что этот неестественный звук рождается не здесь, что он возник снаружи, в многочисленных кавернах, скрытых под могильными плитами, а сюда доносится только его отдаленное эхо.
– Успокойся, я тебя не трону! – Она не верит моему доверительному тону, ее взгляд прикован к лезвию ножа.
– Да говорю же, ничего тебе не сделаю!
Иногда раздражение оказывается более эффективным – вой прекращается.
– Убери нож! – Ее просьба звучит как приказ.
– Он пока нужен.
– Для чего? Проткнуть меня?
– Я не собирался тебя убивать. Подумай сама, зачем мне это?
– Чтобы отработать деньги, заплаченные моим мужем. Ты проникся к нему таким сочувствием, что вознамерился со мной расправиться, хотя Егор заслуживал подобной участи не меньше, чем я. Вот она, тупая мужская солидарность! Самцы ни о чем никогда не задумываются, потому что привыкли жить в свое удовольствие.
Закончив тираду, она начинает плакать, плечи незнакомки дрожат, и я чувствую, что люблю ее. Завоевать доверие плачущей женщины непросто, но я делаю первый шаг, сообщая ей правду:
– Егор мне ничего не поручал. Я вообще не был с ним знаком.
Молчание. Она обдумывает мои слова, но не может в них поверить. Решительно заявляет:
– Не говори глупостей! Разумеется, ты был с ним знаком, раз он тебе заплатил. А он заплатил, иначе, откуда бы ты все о нас знал?
Меня потрясает отсутствие логики в ее словах.
– Как он мог мне заплатить, если я никогда не видел его живым?! Имя Егора я прочел на траурных лентах.
– Тогда откуда тебе известно о Вадиме? Кто, кроме мужа, мог нас выследить?
– Вас вообще никто не выслеживал. Об отношениях с Вадимом я узнал от тебя, ты сама мне все рассказала, я ведь не называл его имени, не так ли? Мне просто пришло в голову, что у такой привлекательной и умной женщины, да еще живущей в разладе с мужем, не могло не быть любовника.
