Действие актера вызывает у зрителя выплеск эмоций, вскрывает внутренний мир, дает передышку. В такие моменты публика освобождается от действия «Сверх-Я», а установившаяся непринужденность пробуждает сексуальность и неистовство. В этом смысле сцена высокоэффективна: в условиях видимой свободы вместо навязчивого внедрения фиксирующих кодов невроза она может стимулировать к развитию зрелости, гармонии, преодолению, истинному познанию себя. Тогда зритель приходит к познанию своего внутреннего мира в обход комплексов, страхов, навязчивости. Театральное искусство может создаваться для управления сущностной точкой индивидуализации, в которой человек обретает экзистенциальное и психологическое равновесие. Некоторые ищут эту точку в области театра и кино, однако ее выражение в силу всевозможных трудностей сведено к единственной форме – навязчивости.
Свобода в искусстве означает не только забывание роли и повседневности, но и аннулирование ментальных кодов и любой обусловленности, которая программирует навязчивость, страх, агрессивность, инфантилизм. Это вхождение в «Я», которое становится прямым сознанием Ин-се, там, где приобретает форму наше существование.
С позиций жизненной функции бесполезно превозносить искусство человека, потерпевшего крах в своей эгоичности. Только возвращение к истинному человеку может произвести коренной переворот в театре и породить, наконец, искусство бытия.
1.6. Творческая сила театра
Образ, который действует в вероятностном измерении и втягивает человека в оценку, невозможно установить по соглашению. Для этого есть два типа образов: 1) мимесис* монитора отклонения; достаточно воспользоваться одним из его образов, и зрелище сработает для большинства людей; 2) образы онто Ин-се, у которого свой театр; нужно всего лишь напрямую «списывать» с него.
Конец ознакомительного фрагмента.
