Тот, кто когда-либо писал в своей жизни, и помнит все стадии своего становления как писателя, знает, какие муки, смешанные с удовлетворением он испытывал на ранних стадиях своего творчества. И как всё это трансформировалось постепенно, но необходимо, в нечто естественное, и не приносящее уже ни того удовлетворения, ни тех мук, что когда-то тиранили и удовлетворяли. Но теперь он не в состоянии отказаться от своего ремесла, и не представляет своей жизни без этого. (Также знаю по собственному опыту), желание писать, трансформировавшееся из изначальных плетей и шомполов, стегающих и заставляющих разум думать и воспроизводить, превращается в навязчивую идею, и свербит всякий раз под коркой головного мозга, когда ты отодвигаешь свои скрижали в сторону на некоторое время.
Всё гнездится в нашей психоделике, в той глубине нашего организма, где за «пеленою майи» скрыта вся концепция мироздания, и её составляющей – жизни. Начиная с метаморфозных последовательных изменений, так называемых мутаций, и кончая Великими умопостигаемыми нами концептуальными философемами, выводящими наше сознание на ступени постижения и власти над собой и окружающим миром. Ты ступаешь на путь философии, и та обжигающая преисподняя, что так пугает изначально, со временем врастает в тебя, и ты становишься чем-то неестественным, чем-то новым и ужасающе прекрасным! Ты становишься частью того корабля, что нёс тебя на своей палубе, будучи изначально лишь твоим транспортным средством. На современном бытовом уровне, можно сказать, что нечто подобное происходит и с каждым автомобилистом. Он становится частью своего автомобиля, и уже плохо представляет свою жизнь без него. Та безоговорочная беспечность, недальновидность и отсутствие всякой разумности при вступлении на всякий путь, (коих бесчисленное множество в нашей жизни), говорит о том, что именно в этом и заключена вся наша суть. Мы крайне беспечны, когда ищем и находим для себя новые пути. Но именно в этом таится вся Великая стезя нашей жизни, её величайшая биопсихологическая константа. Ибо невозможно здесь найти исключений, вопрос лишь в интенсивности, в степени агрессивности, и степени познаваемости мотивов и целей, а также осознании и понимании результатов. Ибо не всякий результат виден, и может быть идентифицирован нами, как результат. А точнее сказать, большинство таких результатов непонятны нам, и не могут быть признаны как достижение каких-либо целей. Общая линейность нашей познавательной конструкции такова, что нам недоступны осознанности, что могли бы пролить свет на те метаморфозы нашей жизни, которыми усеяно всё поле нашего бытия. Отсюда и вся загадочность мира, и нашей жизни. Наше бытие не предполагает и не располагает к полной познаваемости ни одного «зёрнышка» этой жизни. Всё, что мы пытаемся осознать, так или иначе, всегда приводит нас к тупику, и мы не в силах увидеть главного аргумента, последней частицы, абсолютно достоверной «макрокинезной субстанциональности», ни в одном из направлений в нашей научной деятельности. И только привычки, что безоговорочно доминируют над нами, и заставляют нас противостоять им же, ступая в «тёмный лес», водят нас по замкнутому кругу бытия, из которого, словно из «чёрной дыры», не может вырваться ни один «фотон нашего познания».
