– Интересно, какая? – спросил весело Мишаня. – Баба по утрянке отказала, да? – он хохотнул.
– Не тронь мою жену, ясно?
– Хорошо, не буду… Может, шеф на хвост наступил?
– Не наступил, но… Зло берет… Ему – всё. А мне?.. А нары одинаково давили…
– Завидуешь? – Мишаня опять хохотнул. – Каждому свое…
Лана решила поддержать дружка. Она назидательно сказала:
– Судьбы у всех разные, а завидовать – большой грех.
– Видишь, Ник, у девки куриные мозги, а рассуждает здраво.
– Не в зависти дело… Обидно, – Ник наполнил рюмку и выпил, развернул шоколадку и надкусил с края.
Мишаня спросил:
– Много не будет? Не забывай, что за рулем. «Менты» прильнут и не отцепятся.
– А, – Ник махнул в сторону рукой, – в гробу их видел… Дешевки… Кину на лапу сотенку и даже честь отдадут.
– Пусть так: все равно опасно. Столбов по обочинам много и один из них может оказаться твоим.
– Обидно, – повторил Ник. – За людей нас не считают… Дерьмо разгребать – Колян, давай, окунайся с головой! А что другое – ху-ху не хо-хо? Брезгуют! А чем лучше, а?
– Ну, что ты, в самом деле? На х… перчика подсыпали, что ли? Выбрось из головы. Узнает, не дай Бог, шеф…
– Ты стукнешь? – красные глаза Ника уставились на Мишаню.
– Заложить? Тебя?! – увидев недоверчивый взгляд Ника, стукнул себя в грудь. – Никогда! Век свободы не видать.
Ник расчувствовался.
– Собираются в загородный кемпинг. Ну, я и говорю: возьмите меня? Шеф глянул в мою сторону так, будто перед ним козявка какая-то, а не человек, не кореш его.
– Ну не дурень, а? Что ты там не видел? Баб? Но их здесь гораздо больше. Мигни – косой десяток подскочит. А там… Ничего хорошего… Не в свой круг метишь, мужик, не в свой.
Лана поддакнула, вспомнив поговорку:
– Не в свои сани не садись.
– А чем я хуже, ну, скажи? Он – барин, голубых кровей, а я – плебей?! Хренушки! Одного поля ягодки. На одних нарах сиживали. Ему… Повезло больше и вся разница.
Ник встал, больше не говоря ничего, не твердой поступью направился к выходу.
– Проводить? – спросил Мишаня, а Лана дернула за рукав: сиди, мол, мужик знает, что делает.
Ник в ответ вяло, не обернувшись, махнул рукой.
– Осторожнее, пожалуйста, Ник, на дороге, – все-таки крикнул вдогонку Мишаня, опрокинул рюмку, наклонился к Лане и впился в ее губы. Поцелуй был долог. Оторвавшись, крякнул от удовольствия. – Сладкая ты моя… Может, и мы домой, а? – спросил он, заглядывая в глаза девушки. – Хочу тебя… Так хочу, что невмоготу.
Лана слегка отстранилась.
– Остынь… Рано… А туда – успеем еще.
– Тебе не на лекции разве?
– А, ну их к черту! Лекции от меня не уйдут. А вот молодость – так, говорят, скоротечна, что и глазом не успеешь моргнуть и уже старуха, морщины на щеках и везде – обвисшие мешки жира.
Мишаня хохотнул в ответ. Видимо, попробовал представить себе Лану в образе старой и немощной старухи. Представил и ужаснулся.
– Не надо, – сказал он.
– Годы не спрашивают, что нам надо, а что нет. Годы возьмут свое.
– Пусть берут, но как можно позднее. Ты предпочтительнее в качестве конфетки, чем в виде сморщенного и зачерствевшего сухаря.
Лана щелкнула его по спине и прильнула к парню.
– Сладкоежка…
