– Зачем?
Воевода глянул в глаза, прислушался к суете Яги за спиной, произнес едва слышно:
– Все идет не так, как надо.
Буслай поперхнулся изумленным криком. Яга резко повернулась в сторону гридня, ожгла взглядом глаза, в котором рдели опасные огоньки.
– На кой железную рубашечку парню даешь? Спать неудобно.
Стрый отмахнулся нарочито небрежно:
– Ничего, матушка, он любит спать в кольчуге. Просто от усталости запамятовал.
Лют замедленно кивнул, разлепил губы:
– Да, запамятовал. День тяжелый. Спасибо, воевода.
Яга подозрительно посмотрела, как Буслай помог витязю облачиться в ворох железных колец. Стрый отошел от гридней, на лица спящих отроков и бедовика пала тень от громадного тела. Воевода пошептал, поводил руками и с довольным кряком отошел.
Яга наградила его злобным взглядом:
– Оскорбляешь, родич.
Стрый выдержал взгляд, ответил спокойно:
– Так лучше.
Буслай дернулся от скрипа зубов, в груди мелко задрожала жилка. Обернулся к Люту, но усталый витязь мерно посапывал. Гридень бросил взгляд на дальнюю стену: свет черепа выхватил толстую рукоять, увенчанную наковальней. Буслай представил, что можно натворить таким молотом, и невольно потянулся к отложенному оружию. На оголовье молота виднелась засохшая кровь, темные сгустки, черная чешуя – с кем это бабка сошлась на двобой? Или оружие принадлежало кому-то из сынов?
Думы вытеснил другой вопрос: почему Стрый шепнул, что все не так? Буслай было расслабился: бабка оказалась на диво доброй, даже простила гридню выходку с избой. Почему Стрый так осторожен?
В створ двери ворвался заполошный крик ночной птицы, утробное рычание, треск разрываемой плоти. Буслай с трудом сглотнул ком, ворох шкур укутал гридня с головы до пят. Надо будет дверь на место поставить, мелькнула мысль, нехорошо получилось.
Огонь в печи угас, бабка загасила светец, усталые глаза Буслая пригладила тьма. Гридень погрузился в дрему, чутко вздрагивая на каждый писк и шорох. Сердце иногда останавливалось от жутких звуков, кольчуга намяла бока, гридень изошел потом. Лишь под утро, когда край неба, видимый в бездверный створ, посветлел до пасмурной хмари, Буслай скользнул в мягкий мрак.
– Вставай, соня, а то бросим, – громыхнуло над головой через миг.
Буслай разлепил с треском глаза, по телу пробежала горячая волна, прыжком встал на ноги, макушка едва не коснулась потолочной балки. Гридень огляделся заполошно.
– Что? Где?
Стрый бухнул насмешливо:
– Когда? Собирайся, тебя одного ждем.
Буслай оглядел избу: отроки с Нежеланом, снаряженные для дальнего пути, от выхода выжидательно смотрели на заспанного гридня. Бабка со скрещенными на груди руками ухмылялась. От ее оскала по коже бежали мурашки, на душе было мутно, словно выпил сорокаведерную бадью хмельного меда. Из-под лавки захрюкало, и гридень осознал, что сбежавший свин вернулся.
В мозгу полыхнуло, сердце сжала ледяная лапа.
– А где Лют? – спросил Буслай хрипло.
Воевода громыхнул раздраженно:
– Во дворе, за конями приглядывает. Выходи скорее.
Буслай слабо попытался протестовать:
– А поесть?
Лицо воеводы налилось дурной кровью, в избе повеяло грозой. Буслай подхватил топор и поспешно засеменил к выходу, мельком отметив, что дверь на месте. Яга проводила гридня с насмешливой улыбкой и обратилась к воеводе:
– Парень прав, поесть бы вам.
Стрый вежливо поклонился:
– Благодарствую, матушка, но пора. И так в пути задержались.
