6. Если ты обращаешься ко мне – ты можешь не услышать ответа. Так иногда надо. Тебе, мне или для чего-то ещё – ты не поймёшь. Я тоже – не злись на меня. Просто мне приходилось так много наблюдать, что иногда мне кажется, будто даже я что-нибудь да понимаю в делах мира. Но мне просто кажется. Я лишь смотрю в замочную скважину истины, к которой меня вежливо время от времени прислоняют – совершенно при этом не спрашивая.
7. Позови меня. Ты ведь не знаешь, как я выгляжу. Я совершенно не вредная, просто мне иногда чуть-чуть не везёт: я могу прийти по-разному. И если ты вдруг вспомнишь или подумаешь о чём-то приятном, когда ты меня позовёшь, ни с того ни с сего – это я. Если проезжающая мимо машина бросит такую невероятную, красивую тень на кроны деревьев парка – это я тоже. Если утром был плотный туман, но когда ты позвал меня, на небе стали видны звёзды, – это я. Можешь не сомневаться. Меня просто зовут всегда внезапно. Прийти лично я просто не успеваю. Меня ведь сейчас ждут. А это иногда такая ответственность.
I.
Меня качнуло лицом в перегородку и я очнулся. Стояла, кажется, глубокая ночь. Ладно. Просто было темно. Я еле как встал и подсветил телефоном перед собой. Купе было пустое – роскошь, по нашим меркам. Так само собой получилось. Только ложка пластмассовая в чашке ходила. Туда-сюда. Туда-сюда… А за окном была настоящая метель. Мы ехали через лес – от этого пейзаж казался ещё холоднее. Я зажёг навесной фонарик над койкой. Помещение приобрело мягкий и резкий желтый свет. Стало легче дышать. И я решил, что сейчас самое время для чая. Хотя вставать не очень-то и хотелось. Но ещё меньше хотелось не делать вообще ничего. От этой перспективой веяло тем лесом, что пролетал сейчас за стеклом.
Я что-то накинул и поковылял к двери, открыл её. Ударил теплый голубой свет, который грубо смешал свет из моего купе. Будто ворвался на чужой праздник со своей музыкой. Я прикрыл дверь. Открою потом. Как-нибудь… И побрёл по коврику, ведущему к горячему бойлеру. Помимо «чучух-чучух» стояла тишина. Изредка слышался безмятежный храп. И батарея звенела. Не знаю, как это ей удавалось…
II.
Я посмотрел в окно – поле. Гигантское и белое. Как луна. Неужели иней так постарался? На улице было и впрямь холодно, градусов 20 ниже нуля. Оттуда такой волшебный голубой свет?
Я налил чашку, пискнув пару раз – на руку разлил, всё-таки, пусть и две капельки. Всё равно больно. С таким же трудом и издевательствами над собой открыл дверь. Кажется, ещё пусто. Я сел.
«Будто могло быть иначе»
Стало даже немного не по себе. Но дело я сделал. Чайный пакетик, сахар: полторы несложных манипуляции. Я был бы виртуозом по завариванию чая в пакетиках в категории «с пластмассовой ложечкой». Диплома нет, просто. Я для души. Я настоящий спортсмен. И сразу стало как-то полегче. Улетучилось чувство мистического и дикого. Чего-то, что было чужим в комнате моей совести. В каморке, где иногда ночевала жестокость. Её мне частенько подсовывает отчаяние. «Просто приглядеть». А там уж совсем не смешно бывает, потом… Но не будем о грустном.
Ехать мне было ещё часов 12. Успею поспать. Сам толком не уверен, что разберусь, но верить – искренне верю. Не так уж и часто пассажирам дают просыпать свою остановку. Даже в такой безбожной глуши. Это совершенно меня не пугало. Пугало, что выбросят на мороз в одних панталонах: ищи по сугробам потом свою коллекцию носков. Я усмехнулся. Вечер выдался очень приятным.
