Они устраиваются на ночлег в усеянной валунами лощине, и собаки бегают кругами, вынюхивая, нет ли волков, Омир разводит огонь, дед свежует и жарит четырех куропаток, а холмы внизу лежат чередой темнеющей синевы. Они ужинают, костер прогорает до углей, дед тянет из тыквы-горлянки сливовицу, и мальчик ждет в радостном предвкушении. Чувство такое, будто сейчас из-за поворота покажется освещенная фонарями арба со сладкими лепешками и медом.
– Я тебе рассказывал, – спросит дед, – как я оседлал огромного черного жука и долетел до луны?
Или:
– Я тебе говорил, как побывал на острове, который весь из рубинов?
Он рассказывает Омиру о стеклянном городе, далеко на севере, где все говорят шепотом, чтобы ничего не разбить. И про то, как раз превратился в червяка и дорыл ход до подземного мира. Все истории заканчиваются тем, что дед после очередного удивительного и опасного приключения возвращается в родные горы, и уголья рассыпаются золой, и дед начинает храпеть, а Омир смотрит в небо и гадает, что за миры плывут средь далеких звезд.
Когда он спрашивает мать, может ли жук долететь до луны и правда ли дед целый год прожил внутри морского чудовища, она отвечает, что, насколько ей известно, дед никогда не покидал родных гор и не лучше ли Омиру думать о том, что он сейчас делает, то есть помогать ей вытапливать из сот воск?
И все же мальчик часто уходит в одиночку к дуплистому тису, забирается на ветку и смотрит вниз, туда, где речка исчезает за поворотом, и воображает чудеса, которые лежат дальше: леса, где деревья умеют ходить, пустыни, где люди с конскими телами мчатся быстрее стрижиного полета, царство на вершине земли, где сходятся времена года, морских змеев средь плавучих ледяных гор и племя бессмертных синих великанов.
Ему десять, когда Красотка, старая корова с провислой спиной, телится в последний раз. Почти весь вечер два копытца, с которых капает слизь и поднимается на холоде пар, торчат из-под ее выгнутого дугой хвоста, а Красотка жует траву, будто ничего решительно не происходит. Потом по ее телу проходит судорога, и на землю вываливается бурый теленок.
Омир делает шаг к нему, однако дед удерживает мальчика. На лице вопрос. Красотка вылизывает теленка, все его тельце раскачивается под ее огромным языком, дед шепчет молитву, начинает сыпать дождик, а теленок все не встает.
И тут Омир видит то, что сразу заметил дед. Из-под хвоста у Красотки торчит еще пара копытцев. Следом за копытцами появляется морда с розовым язычком, потом глаз, а следом и весь теленок, на этот раз серый.
Двойня. Оба бычки.
Серый почти сразу встает и начинает сосать. Бурый не поднимает мордочку от земли. «Что-то с ним не так», – шепчет дед и ругает соседа, к чьему быку они водили Красотку, но Омир думает, бычок просто не спешит: пытается решить новую сложную задачу костей и силы тяжести.
Серый сосет Красоткино вымя, стоя на ножках-прутиках, а его брат по-прежнему лежит в папоротниках, мокрый и неподвижный. Дед вздыхает. В тот же самый миг первый бычок встает и делает к ним шаг, словно говоря: «Кто тут во мне сомневался?» Омир с дедом смеются. Семейное богатство увеличилось вдвое.
Дед боится, что у Красотки не хватит молока для двоих, однако она справляется, жуя траву без остановки весь удлинившийся день. Бычки растут быстро. Бурого назвали Древом, серого – Луносветом.
Древ не любит ходить по грязи, жалобно мычит, когда теряет из вида маму-корову, и может спокойно простоять пол-утра, покуда Омир выбирает из него репьи. Луносвет, наоборот, вечно бежит разглядывать бабочку, поганку, пень, жует веревки и цепи, ест опилки, забредает в грязь по колено, как-то застрял рогом в гнилом дереве и мычал, чтобы его выручили. В одном бычки схожи: они с первого дня полюбили мальчика, который кормит их с рук, гладит им морды и часто спит в хлеву между их большими теплыми боками. Они вместе с ним играют в прятки и бегают наперегонки, вместе шлепают по весенним лужам в сверкающем облаке мух. Судя по всему, бычки считают Омира братом.
