Птичий полонез - страница 14

Но будет иначе. Через часок-другой солнышко войдёт в свою силу, и развернутся горделивые кандыки, и загорятся над лесными полянами и пригорками, первыми приветствуя всё пробуждающееся своим обворожительным цветом.

Это уже днями позже вдогонку кандыкам жаром разгорятся калужницы, рассыплет свои жгучие искры волшебница-лекарь медуница, огневым половодьем затопят окрест целительные купальницы.

Я шел-брёл неведомо куда. Солнце уже по-хозяйски взялось за дело, и подплавленный ледок то тут, то там оседал, и его хруст, то краткий как молния, то рассыпистый и переливчатый, всякий раз заставал меня врасплох и заставлял отозваться всем моим существом.

Возле снегового островка взгляд мой поймал… Нет, не может быть! Пробив большую толщу крупитчатого снега, над ним распростёрся крупный и жаркий кандык. Казалось, это горит маленький, но неистовый костёр, расплавляя остатки ещё несколько дней назад лютовавшей зимы.

Не доверяя глазам, я подумал, что кто-то уже тут побывал вперед меня и воткнул сорванный цветок в снег. Но никаких следов человека, кроме моих, вокруг не было. Я попробовал потянуть кандык из снега, всё ещё думая, что кто-то воткнул его. А потом и разрыл снег вокруг кандыка до самой земли. Кандык крепко держался корнем за землю и полыхал над снегом. Весь вид его говорил о стремительном наступлении весны на зиму. И мне представилось вдруг, что лепестки цветка как огненные языки пригнуло той стремительностью, и встречный ветер бросает язык колокола, яростно колотя по тычинкам-звонницам. И гудит этот колокол набатом: весна идёт! Весна! Весна!

«Вот как надо врываться в жизнь!» – понял я, что говорил мне наш сибирский «зажгиснег», – представший передо мною лихой комиссар с боевым знаменем весны в неукротимом наступлении жизни.

Сибирский кандык.

Жаворонки. Горбунова Вероника, 12 лет

Праздник жаворонков приходил в наше село весёлым, взбудораженным. Радостно клекотали ручьи, от снежных сугробов ударяло теплом, ласково пощекатывало лицо солнышко и пригревало распахнутую грудь. Мы, ребятишки, привязывали к шестам испечённых нам из теста «жаворонков» и мчались ватагами на самые высокие места, на сугробы снега, совали шесты в небо и размахивали ими, зазывая Весну, закликая жаворонков:

Накричавшись до хрипоты и до изнеможения намахавшись шестами, с замиранием сердца крошили и разбрасывали по сугробам крошки от испечённых «жаворонков». В одном из них обязательно была запечена «счастливая» денежка. Что творилось с нами, если в такое время и в самом деле раздавалась с неба трель жаворонка! Это же мы зазвали жаворонков!

Под одобрительные восторги взрослых мы кидались брататься, дурашливо валтузили друг друга, топили в снегу, податливом и тёплом.

И отлетали зимние страхи, верилось в чистоту мира, в волшебство. Всё казалось добрым и вечным. И теперь с прилёта первых жаворонков каждый день нёс с собой новые приметы, тревожили сердце неясные ожидания.

Выйдешь в поле или на луг – в каждой ямке, в каждой мочажинке отражается небесная синь, купаются золотые огни, и над всем этим, освещённый солнцем, трепещет жаворонок. И кажется, бегут, бегут от его крылышек светлые волны, расходятся светлые круги, рассыпает он крылышками солнечные блики, сыплет тепло и лад в неодетую весну.