Птицы - страница 21

– Жестокосердечный, не знающий милосердия, сострадания, доброты человек, – отчеканил Эфра, заматывая пораненную руку. Он говорил твёрдо, ударяя на каждое слово, что немного поразило собеседника.

– Сегодня он сказал мне, что ни разу не видел меня во время боя. Пригрозил, что если не увидит, то… – Латрий сглотнул.

Эфра помолчал, смотря в землю, потом резко поднял глаза на друга.

– Тогда стоит тренироваться, где и все.

– А ты?

– Я – нет.

– Почему? Он тебе… ничего не говорил?

– Ничего.

Они помолчали несколько минут. Потом пошли обратно в лагерь, потому что уже вечерело; солнце разливалось красно-оранжевым светом средь облаков, освещая двух путников со спины. Трава подгибалась под шествием их тяжёлых ног в амуниции.

– А что ты собираешься делать, когда всё это закончится? – поинтересовался вдруг Эфра.

– Я… – Латрий смутился и покраснел, – сделаю предложение одной девушке, я тебе говорил. Надеюсь, она примет. Я бы хотел завести семью с ней, обжиться, может, переехать в село побольше. Если нет… то отправлюсь в столицу на заработки, мой брат как раз едет туда сейчас. А ты?

– Не знаю, – честно пожал плечами парень, – пока надо закончить дела. Дальше будет дальше. Может, подамся в королевскую гвардию…

– Да, конечно, у тебя замечательные навыки!

– Убийцы, – усмехнулся Эфра.

– Но ведь их можно переложить и на хорошие дела.

Молодой человек ничего не ответил. Дальше они шли молча, каждый думая о своём. Такое случалось чаще всего.

Одной ночью Латрий не мог заснуть: он чувствовал голод из-за ненасыщающей еды, в животе дико бурлило. Есть было нечего. Он пытался отвлечься, начал вспоминать о доме. Но вскоре понял, что ничем хорошим это не кончится: ему захотелось взреветь из-за происходящего, он не желал, чтобы завтрашний день наступал; с горечью в сердце молодой человек думал о том, что завтра будут тренировки до изнеможения, тем более уже не с Эфрой, жидкая похлёбка, устрашающий командующий. Если б у него были силы – он бы думал о будущем; но их уже не было, поэтому мысли крутились вокруг знакомых, любимых образов.

Вдруг он услышал шорох рядом с собой, по которому понял: Эфра не спит. Латрий зажмурился, пытаясь уснуть, чтобы не выдать себя. Лёгкой, едва уловимой поступью молодой человек вышел из палаты. Лежащему из-за собственных проблем было всё равно, но где-то в глубине души он задавался вопросом – куда все-таки ходит иногда по ночам Эфра? «Не спится. Либо тренируется», – засыпая, думал Латрий.

Эфра тем временем шёл вдоль лагеря. Было темно, но месяц освещал дорогу. Он шёл тихо, медленно, стараясь никого не разбудить и не привлечь ничье внимание; глаза его вскоре привыкли к темноте. Он направлялся к той палатке, в которой жил только один человек – Долофонас.

Было около двух ночи – самое тёмное летнее время, когда до рассвета ещё несколько часов. Ветерок создавал небольшую прохладу, так как солнце не грело. Эфра был без амуниции, но в чёрном плаще, из-за которого он сливался с темнотой ночи; меча с собой у него не было, только кинжал. Он дошёл до той самой палатки, но остановился, потому что сердце бешено колотилось. Парень немного постоял, потом выдохнул и тихо зашёл внутрь. В левом углу спал человек, причём удивительно тихо. Эфра на цыпочках подобрался поближе, наклонился над спящим – и со всей силы замахнулся кинжалом в сердце. Но неожиданно рука за плечо оттолкнула его. Эфра отступил на пару шагов, а Долофонос с безумными глазами, полными ярости, вскочил.