Публичное и приватное. Архитектура как массмедиа - страница 3
Мы входим: перед нами сразу возникает архитектурное зрелище; мы следуем по маршруту, и нашему взору открываются самые разнообразные виды; мы наслаждаемся потоками света, заливающими стены или создающими полутень. Из широких окон открывается вид на экстерьер, в котором мы также обнаруживаем архитектурное единство. В интерьере первые попытки полихромии <…> позволяют создать «архитектурный камуфляж», то есть подчеркнуть или, наоборот, скрыть определенные объемы. Исторические архитектурные явления: сваи, горизонтальное окно, крыша-терраса, стеклянный фасад перерождаются здесь под нашим современным взглядом[12].
«Войти» – значит «увидеть». Но увидеть не статичный объект, не здание, не определенное место, а архитектуру, занимающую свое место в истории, архитектурные явления, архитектуру как явление. Нельзя сказать, что вы «входите в архитектуру», но вы видите, где вход. Элементы модернистской архитектуры («пилотис», ленточное остекление, крыша-терраса, свободный фасад) «рождаются» у нас на глазах. И само это зрелище делает наши глаза «современными».
Современные глаза подвижны. Зрение в архитектуре Ле Корбюзье всегда связано с движением: «Мы следуем по маршруту…», совершаем promenade architecturale[13]. Об этом Ле Корбюзье подробнее расскажет в своей заметке о Вилле Савой в Пуасси (1929–1931):
Арабская архитектура преподносит нам ценный урок. Чтобы оценить ее по достоинству, нужно идти пешком; именно в движении, при перемещении пешим ходом мы можем наблюдать архитектурную композицию в процессе развертывания. В этом ее принципиальное отличие от архитектуры барокко, которая зарождается на бумаге и формируется вокруг неподвижной теоретической точки. Мне ближе то, чему учит арабская архитектура. Этот дом представляет собой настоящий архитектурный променад, откуда открываются сменяющие друг друга виды, неожиданные, а порой и просто изумительные[14].
Точка зрения в современной архитектуре[15] не бывает неподвижной, как в архитектуре барокко[16] или камере-обскуре, она всегда в движении, как в кино или в городе. У людей в толпе, у покупателей в универмаге, пассажиров поезда и обитателей домов Ле Корбюзье есть нечто общее с кинозрителями: и тем и другим не удается задержать (зафиксировать) зрительный образ. Как кинозритель, о котором говорит Беньямин («Едва он охватил [кинокадр] взглядом, как тот уже изменился»)[17], они пребывают в пространстве, которое находится не внутри и не снаружи, не является ни публичным, ни приватным (в традиционном понимании этих терминов). Это пространство сделано не из стен, а из образов. Образы вместо стен. Или, как говорит сам Ле Корбюзье, «стены из света»[18]. Значит, стены, что должны определять пространство, это уже не те массивные стены с просверленными в них окошками; они дематериализовались, истончились, благодаря новым строительным технологиям, а вместо стен – расширенные окна, ленты из стекла, вид сквозь которые определяет теперь пространство[19]. Стены, оставшиеся непрозрачными, теперь парят в пространстве дома, а не создают его. «На вопрос Расмуссена о вестибюле дома Ла Роша Ле Корбюзье отвечает, что важнейшим его элементом является большое окно, и поэтому он поднял верхнюю кромку окна до уровня парапета библиотеки»[20]. Окно становится уже не дырой в стене, оно занимает всю стену. И если, как указывает Расмуссен, «стены кажутся сделанными из бумаги», то большое окно – это бумажная стена с картиной, стена-картина, (кино)экран.