– Ну, путь свободен, с Божьей помощью, – произнес Афанасий и выдернул из ворот свой нож. – Мы еще успеем потрапезничать.
– А почему сегодня такой натиск с их стороны? – спросил удивленно Макарий, когда они входили в монастырь.
– Так сегодня же полнолуние, – ответствовал Афанасий, кладя поклоны перед наддверной иконой Божьей Матери.
– А, ну тогда понятно, – произнес Макарий, и тоже сделал несколько глубоких поклонов.
В трапезной горели лампады пред иконами, толстые свечи в метровых подсвечниках сияли по углам. Братия уже заканчивала трапезу, когда оба монаха вошли. Они поклонились игумену отцу Евпатию – настоятелю монастыря, и Макарий произнес:
– Опять лукавый нападение учинил, батюшка, прости за опоздание.
Игумен молча кивнул. Монахи сели на свои места, и наполнили густыми рыбными щами глиняные миски. Ох и хороши были щи, ароматные, приправленные кинзой, сельдереем, петрушкой и ароматным рапеуром. Закусывала братия ржаным хлебом с мариартом.
Потом все перешли в смежный храм, и долго молились перед сном. Макарий так устал за сегодняшний день, что последние молитвы читал не особенно усердно. Он с трудом перебарывал сонливость.
Наконец, все разошлись по своим кельям. Лампадка перед иконой еле тлела, но у Макария уже сил не было поправить фитилек, и зажечь новую свечу на комоде. Он буквально рухнул в постель и тут же уснул.
Проснулся он внезапно в полной темноте. Была глубокая ночь. Лампадка не горела, свеча тоже. Он хотел было встать и зажечь, но какая-то неведомая сила прижала его к постели. Ощущение жути сдавило душу. Тьма была тяжелая и упругая, словно живое существо, она пульсировала и шевелилась. От ужаса холодный пот выступил у монаха на лбу, и медленно покрыл все тело. Он попробовал сопротивляться, хотел рывком сесть на постели, но не смог и шевельнуться.
Внезапно в левом углу кельи словно просветлело. Возникло некое тускло серое пятно, оно стало разрастаться и становиться все ярче, превращаясь в светящуюся туманность. Туман этот постепенно сконцентрировался в белую женскую фигуру. Но то была не Жанна, отнюдь. Плотная тьма стала редеть и отступила. Женщина подошла ближе, и зажгла лампадку. Свеча загорелась сама. Но привычный запах ладана исчез, словно его и не было. Келью наполнил аромат необычных духов. Женщина была одета в пышное многослойное платье из тонкой белоснежной ткани. Волосы были уложены в затейливую прическу, украшенную заколками с чем-то, похожим на бриллианты, так показалось монаху.
– Кто ты? – спросил он.
– Как это кто? – ответила она. – Я Счараюнкра.
– Кто? – переспросил он.
– Ты что, не знаешь, кто такая Счараюнкра? – ответила она вопросом на вопрос. – Вижу, что не знаешь. Ну так даже лучше.
– Отчего же лучше? – удивился он.
– Загадочней, – ответила она. – Я вообще загадка, даже для самой себя. Никто не знает, что я такое, да я и сама этого не знаю.
Она глянула на него своими синими всполохами глаз, и ему показалось, что это зарницы. Ее губы были удивительно пухлые, нежно розовые и влажные, как роса. Она была необычайно красива. Теперь она приобрела совершенно четкие очертания, и больше не казалась туманной.
Он смотрел на нее не отрываясь, позабыв о том, что надо перекреститься и прочесть молитву от наваждения. Он вообще обо всем забыл.
Пламя лампадки вытянулось и принялось плясать, как сумасшедшее. Ладан расплавился и испарился. Со свечой творилось и вовсе нечто невероятное. Но Макарий ничего вокруг не замечал.
