С утра в городском саду было еще мало людей. Но те, кто пришел, организовали маленькое столпотворение вдоль одной из дорожек. О чем-то переговариваясь, они склонили головы чуть ли не до земли. Любовь Вениаминовна все поняла и поспешила к ним.
Вся дорожка была исписана длинным рядом цифр. Только цифры. Ничего, кроме них, даже плюсов, минусов или знаков «равно», не было. Что-то вроде компьютерного кода, но какой компьютер на заре ХХ века?
Почерк был не самым понятным, детским, где-то переходил и в откровенные каракули. Но все же большинство цифр считывалось. А при определенном старании смотрящего в них можно было обнаружить и некоторую логику. Последовательность цифр была неслучайной.
В самом конце дорожки обнаружился и сам математик. Четырехлетний Левинька сидел на корточках и какой-то палочкой выводил заключительный числовой ряд. Потом встал, довольный, выдохнул. Видимо, написал последнюю цифру. А может, просто дорожка закончилась…
– Левинька, дорогой, что же ты со мной делаешь?! – первой до необычного ребенка добралась мать.
Она крепко обняла сына, отчего даже стало тревожно за его тщедушное тельце. Впоследствии Лев Давидович будет шутить, что у него, в отличие от большинства нормальных людей, не телосложение, а теловычитание.
Потом подошли и остальные.
– Что это такое? – изумлялась пожилая дама, одна из тех, кому во все времена больше всех надо. – Мальчик нездоров? Что это он имел в виду? Это какой-то шифр?
– Мальчик здоров, – с железными нотками в голосе ответствовала мать. – Пошли, Левинька, тебе нужно поесть.
– Нет, вы посмотрите на них, – не унималась дама. – А кто будет стирать за собой? И ведь это не первый раз! Такое я уже видела и в прошлое воскресенье!
Позади еще доносились женский и несколько мужских голосов. Пришел дворник. Потом городовой. Надо думать, вместе они справились с возвращением дорожке первоначального вида. Любовь Вениаминовна прибавила шагу, слегка подталкивая сына перед собой, чтобы не считал ворон по дороге.
2
Давид Львович строго посмотрел на Левиньку. Перед отцом юный математик уже не чувствовал себя таким раскрепощенным, как перед Любовью Вениаминовной. Отец внушал почти что страх.
– И что? – задал риторический вопрос глава семейства.
Лева почувствовал себя виноватым. Но не за то, что исписал математическими каракулями дорожку городского сада. А за то, что решение было неправильным…
– Мы еще даже дроби не прошли, а ты уже позволяешь себе путать причину и следствие.
– Я не хотел. – Юный математик начал шмыгать носом, на глаза стали наворачиваться слезы.
– Что, не слышу?
– Простите…
– То-то же. Ну да будет тебе. Утри слезы. И погляди сюда. – Отец смягчался. – Знаешь, что это?
Лева протер глаза. Перед ним лежали игральные карты, разложенные в определенном порядке.
– Карты, – ответил ребенок.
– Гениально! – Папа захохотал, и от этого стало даже немного обидно.
Давид Львович взялся за колоду и выложил в ряд несколько карт.
– А теперь? Что видишь? Укажи на ошибку в ряду.
Лева посмотрел на отца – можно? – и, почти не задумываясь, указал на шестерку треф и даму пик.
– Почему? – Во взгляде отца читалось нечто среднее между удивлением и гордостью.
– В первом случае карты выложены от большей к меньшей с промежутком в три карты. Во втором – то же самое, только от меньшей к большей, промежуток уже в четыре, плюс чередуются масти.
Отец похлопал сына по плечу. Собрал карты. И, довольный, начал тасовать новую колоду.
