Пушкин – либертен и пророк: Опыт реконструкции публичной биографии - страница 12

. Последний занимал пост начальника военных поселений и, как об этом говорилось в официальных документах следствия по делу декабристов, «узнав о существовании общества и по соизволению покойного государя императора, изъявил желание свое вступить в члены, в намерении открыть чрез то подробности заговора»[74]. Волконский присоединился к кружку Пушкина – Раевского, чтобы присмотреться к Витту, и, как свидетельствуют документы, «советовал отклонить предложение графа Витта о вступлении в общество»[75].

Вместе с письмом Волконского Пушкин получил письмо от Александра Раевского. Последнее производит впечатление написанного не столько для Пушкина, сколько для возможных перлюстраторов письма:

Вы пишете, что боитесь скомпрометировать меня перепиской с Вами. Такое опасение ребячливо во многих отношениях, а к тому же бывают обстоятельства, когда не приходится считаться с подобными соображениями. Да и что может быть компрометирующего в нашей переписке? Я никогда не вел с Вами разговоров о политике; Вы знаете, что я не слишком высокого мнения о политике поэтов, а если и есть нечто, в чем я могу вас упрекнуть, так это лишь в недостаточном уважении к религии – хорошенько запомните это, ибо не впервые я об этом Вам говорю[76].

Письмо Раевского указывает на то, что он знал: Пушкин был выслан по обвинению в атеизме и переписка поэта перлюстрируется. Очень вероятно, что Пушкин не поверил в искреннее желание своего друга объясниться именно с ним и посчитал приведенные выше строки адресованными перлюстраторам (и поэтому весьма напоминающими донос). Во всяком случае, именно в тот день, когда к нему пришли письма Волконского и Раевского, 18 октября 1824 года, им и было написано стихотворение «Коварность».

Письмо Волконского включает в себя эстетические советы Пушкину:

Соседство и вспоминании о Великом Новгороде, о вечевом колоколе и об осаде Пскова будут для Вас предметом пиитических занятий – а соо‹те›чествиникам Вашим труд Ваш памятником славы предков – и современника.

Советы Волконского отражают коллективное представление декабристов о том, в каком направлении «должно» было развиваться творчество Пушкина, довольно точно предваряя «установки», которые очень скоро, в начале января 1825 года, Пушкин получит от К. Ф. Рылеева («Прощай, будь здоров и не ленись: ты около Пскова: там задушены последние вспышки русской свободы; настоящий край вдохновения – и неужели Пушкин оставит эту землю без поэмы»[77]). Но конечно, само по себе это не может служить даже косвенным свидетельством намерения Волконского принять Пушкина в члены Южного общества. А вот о том, что, по мнению Волконского, творчество Пушкина стояло не на «том», на котором надобно, «пути», пожалуй, свидетельствует.

Воспоминания декабристов и, главное, документы следствия не подтверждают намерения Волконского (а тем более данного ему кем-то поручения) принять Пушкина в Южное общество. Более того, в итоговом документе следствия, «Алфавите декабристов», специально отмечалось: «несмотря на то, что был начальником Каменецкой управы, не действовал ни на привлечении к обществу, ни на приготовление подчиненных своих к цели оного. В ответах был чистосердечен»[78].

«Поздний» Вяземский не верил в то, что декабристы не приняли Пушкина в тайное общество, опасаясь за его талант, и прямо писал об этом:

Многие из них (декабристов. – И. Н

Назад Вперед