Пушкин. Побег из прошлого - страница 18

– Звони в полицию! – посоветовала Елена, но тут же поняла, что Людмила сейчас разрыдается. – Пойди в комнату, сядь и успокойся. Я сама позвоню. Сереж, посади сестру на диван. Не дай бог, упадет.

Сергей, чувствуя себя безмерно виноватым, подошел к сестре, взял ее под руку.

– Пойдем, Люд!

– И накапай ей валерьянки! – сказала Елена, дожидаясь ответа дежурного полицейского. – Алло! Здравствуйте! Скажите, что нам делать? У нас мальчик пропал, десяти лет…

– Валерьянки, валерьянки, сама ее выжрала, когда уроки с Нинкой делала, – Сергей перебирал пузырьки в аптечке. – Постой, вот, валосердин нашел. Получше всякой валерьянки. Посиди, Люд, я за водой схожу.

Людмила лишь молча кивнула.

Елена закончила разговор с дежурным полицейским и вошла в комнату, продолжая держать в руках телефонную трубку.

– Поехали, Люда.

– Куда?

– В полицию. Сказали, нужно прийти заявление написать. Да, и описать, в чем Вася был одет.

– О боже! Да откуда же я знаю, в чем он был одет? Он у меня уже самостоятельно одевается, как ему нравится. Это же современные дети.

Если бы Пушкин лично не удостоверился в том, что он в самом деле беседует с пришельцем из будущего, он бы не поверил всему тому, что рассказал ему Романов о самом восстании, и о судьбе участников двух обществ – Северного и Южного. Особенно подействовали на поэта его же собственные стихи, точнее, эпиграмма, которую он еще не написал, но которые ему процитировал Михаил Романов о своем однофамильце Николае Романове:

– Едва царем он стал,

Как разом начудесил

Сто двадцать человек тотчас в Сибирь сослал

Да пятерых повесил.

– Узнаю себя, мой стиль! – усмехнулся Пушкин. – Неужели это я так о Николае Павловиче?

– Увы! Но это правда. Как правда и то, что он вас пожалеет, и не отправит в Сибирь вслед за вашими друзьями. Правда, ссылки вам все равно избежать не удастся, с той лишь разницей, что вы окажетесь не на севере, а на юге.

– Забавно! А можешь ли ты еще что-нибудь рассказать о моем будущем?

– Стоит ли, Саша?.. Ой, простите! – Романов прикрыл рот ладонью, испугавшись своей фамильярности.

– Нормально! – улыбнулся Пушкин. – Мы же приблизительно одного возраста, ты даже постарше будешь. Так что, вполне можем, безо всяких обид, перейти на «ты». А что касается – стоит или не стоит, то скажу так: так нечестно.

– Что нечестно?

– Ну, ты знаешь мое будущее, а я даже о твоем настоящем не имею ни малейшего представления.

– Ну, хорошо! Кое-что могу рассказать.

Пушкин удобно развалился в кресле и приготовился слушать. Романов минуту думал, что же он может раскрыть поэту о его будущем.

– Только позволь мне, Саша, все-таки полностью не раскрывать всю правду, а говорить с некоей загадкою?

Пушкин недовольно поморщился, но все же согласился.

– Ладно! Загадки я люблю.

– Ну, скажем, через пару-тройку лет, ты сначала будешь, как ты сам об этом выразишься: «Я влюблен, я очарован, в общем, я огончарован!»

– Это о ком?

– Ну, ты же мне разрешил говорить загадками. Больше я тебе здесь ничего не раскрою. Добавлю лишь, что ты женишься и у тебя будет четверо детей: Сашка, Машка, Гришка, Наташка.

– Шарман! – захлопал в ладони Пушкин. – Еще хочу!

– Нет, Александр Сергеевич! Нужно дело делать! Я для этого и прибыл на двести лет назад. Иначе мы упустим время.

– Согласен! – вздохнул Пушкин. – Завтра же с утра едешь в Питер. Сейчас я сделаю тебе подорожный билет, без которого тебя в столицу на заставе не пустят. Да и на почтовой станции тебе никто лошадей не поменяет. На ночь остановишься в Луге. И письмо напишу друзьям. Подумаю, кому. А, знаю! Конечно же, Кондрату Рылееву!