Рильке задержался у зеркала: на него смотрел высокий, стройный, черноволосый мужчина лет тридцати пяти. Красавчик, если не считать мешков под глазами от вечного недосыпа. Недаром на него заглядывалась половина женского населения города и часть мужского. Судмедэксперт придерживался того же мнения, поскольку, оказавшись рядом, с преувеличенным вниманием что-то смахнул у Рильке с плеча – несколько раз, но, видимо, безуспешно.
– Заканчивай, Джон.
– Карл, ты же знаешь, мои самые смелые мечты сводятся к тому, чтобы угостить тебя ужином.
– Мне не нравятся геи.
– Рискованное замечание по нынешним временам. Не боишься, что я подам на тебя в суд? – судмедэксперт откровенно смеялся.
– Джон, я тебя серьезно предупреждаю – отстань.
– Уже отстал. Но если ты хочешь услышать мое мнение…
– Нет.
– …то тебе нужно как можно скорее завести подружку или дружка. Ты так скоро совсем зачахнешь. И я буду безутешен.
– Ты прекрасный парень, Джон, но вот в чем штука – мне не нравятся парни.
– Ты просто не пробовал.
– И не собираюсь. Необязательно пробовать мышьяк, чтобы узнать, что он ядовит.
– Как хочешь, но не говори, что я тебя не предупреждал. Ты многое теряешь, Карл.
– Капитан.
– Капитан Карл. Как скажешь, дорогой.
Рильке пожал плечами – без раздражения, он уже привык к выходкам Джона Стаута, и, в общем-то, находил его довольно безобидным. Правда, тот факт, что Джон сох по Рильке вот уже последние лет так пять, его несколько тревожил – чем черт не шутит, еще несколько лет такой активной осады, и может наступить момент, когда шеф полиции дрогнет. Но Рильке надеялся, что Джону надоест раньше.
Труп лежал в прозекторской на холодном стальном столе и выглядел до неприличия жалким и худеньким. Полицейский откинул простыню: совсем еще юнец, убит ударом по голове тупым предметом. А потом у него, уже мертвого, кто-то отрезал руки по локоть.
– Огден Дэниельс, двадцать два года, студент-программист, – Стаут подошел ближе, зачитывая сухие данные дела. – В последний раз, если верить слухам, его видели в супермаркете "Спур", где он покупал замороженные полуфабрикаты и упаковку безалкогольного пива.
– По делу, Джон. Ты не следователь, а медик.
– Да, сладкий. Так вот, смерть наступила мгновенно, примерно в 23.30, при этом продавец говорит, что чек был пробит в 22.55, то есть за тридцать пять минут до смерти…
– Джон, счастье мое, если ты не вернешься к теме, я сверну тебе шею, – рыкнул Рильке.
Стаут поперхнулся от неожиданности такого обращения, засветился, засиял, и дальше уже тараторил без передышки:
– Удар был нанесен сверху, справа налево, скорее всего, жертва в этот момент сидела. Предмет тупой, гладкий, предположительно – металлическая труба или бита, пока сказать трудно – частиц не осталось. Он упал лицом вперед и разбил очки, один осколок впился в кожу под левым глазом. Потом труп, видимо, оттащили на задний двор, там отрезали руки бензопилой, бензопилу преступник забрал с собой и подкинул в сарай соседа мистера Дэниельса, которым оказался мистер Сандерс. Руки до сих пор не найдены.
– Предположения есть?
– Никаких. Сектанты отпадают – нет ни ритуальных надрезов, ни рисунков, да и убийство ударом по голове для них нехарактерно. Правда, на шее я обнаружил несколько десятков странных насечек…
– Десятков? – удивился Рильке.
– Да. Четыре ряда по двадцать.
– Он что, упал шеей на газонокосилку?
– Нет, капитан. По счастью, мой сосед по дому – мусульманин. Он меня просветил по этому поводу.
