– Я тоже очень люблю стихи.
– И тоже влюбилась?
– Конечно. Стыдно признаться, но я очень влюбчивая. Хотя, конечно, те, в кого влюблялась, никогда об этом не узнавали. Мне было четыре года, когда все девчонки нашей улицы, и я в том числе, влюбились в семилетнего красивого мальчика и гадали на «любит – не любит», обрывая листики со стебельков акации. Всегда получалось «любит», но хоть мы и были мелкие, но понимали, что не мог же он любить всех. Из нас он выделял девочку с голубыми глазами и длинными косами, однако, и мне достался однажды его восторженный возглас: «Ух ты, прямо бабочка прилетела!». Тогда я всего-то вышла гулять в только что сшитом мамой белом нарядном платье со стоящими торчком рукавами-крылышками. Хороший был мальчик – жалко только, что погиб вместе со своим отцом, разбившись на мотоцикле.
– Грустный конец.
– Да, ведь и у тебя невесёлый. Расскажи лучше о своей семье, о жизни здесь. Кем работает твой старший брат?
– У Сараби свой гараж, он хозяин. Сдаёт машины в аренду и сам организует всякие перевозки. А было время, когда мы всей семьёй работали на огородах несколько лет, чтобы собрать на взятку, чтобы Сараби отдали государственный КаМаЗ-фуру будто бы в аренду. Так всё раньше было поставлено на месте, в Ашхабаде, ещё при коммунистах. Работу было не найти и за любую надо было платить, если не было большого блата или хорошего высшего образования. Без знакомств или помощи родственников светило разве что пропалывать виноградники или подметать улицы, но за это платили гроши.
Люди, конечно, приспосабливались, как приспосабливаются и сейчас. Огородами живут. Земля здесь плодородная, хотя вид у неё кое-где неказистый, чернозёмов нет. Но если не лениться, поливать и ухаживать – урожай будет отличный. Каждому позволялось отгородить для себя участок на пустующих землях, лишь бы обработать его семья могла вручную, не применяя никакой техники.
– А теперь применяют на огородах рабский труд, – невольно поддела сына своего господина Айша.
– Не только на огородах, но и в горах за скотом ухаживают лишённые всех прав человеческих несчастные бичи и вполне приличные люди, украденные преступниками по всей стране. Перепродают их, как товар, и считают, что это в порядке вещей. Не все, конечно. Теперь вот торговать стало можно, многих это поддерживает, они встали на ноги: строятся, учат детей в институтах, платят налоги и делают богаче наш город.
Мне стыдно, что отец мой стал таким заносчивым, разбогател, связался с тёмными личностями, а раньше семья наша была среднего, весьма среднего достатка. Никогда мы не видели выходных, никаких праздников не праздновали, кроме Нового года. Всё свободное время проводили на огородах, чтобы к осени собрать партию чеснока и или капусты, баклажанов или лука, и везти всё это в Россию продавать. Некоторые старались неофициально завести себе двух-трёх жён, чтобы те родили им побольше детей, ведь они – рабочая сила. Может, и не по этой причине, но наши женщины рожают много детей – обижаться не приходится. А у твоего отца одна жена?
– Одна. А что, у твоего не одна?
– У моего отца тоже одна, но встречаются случаи, когда жёны даже национальности имеют разные и живут в мире и согласии между собой и со своим мужчиной. Делят поровну домашние дела, вместе воспитывают детей.
– «Если б я был султан, я б имел трех жён…» Ты об этом так вкусно рассказываешь, будто мечтаешь, что и у тебя будет не одна, а две-три женщины, не меньше.
